История марксистской диалектики (От возникновения марксизма до ленинского этапа)

То, что Маркс в отличие от Гегеля, говорит Хайдеггер, в определении действительности отправляется не от абсолютного сознающего себя духа, а от человека, производящего себя и свои жизненные средства, ставит его лишь во внешнюю противоположность к Гегелю, на деле же Маркс, по мнению Хайдеггера, пребывает все-таки внутри метафизики Гегеля, так как производство, процесс труда человека освещен светом сознания. Еще яснее прокомментировал содержание этих мыслей К. Акселос – один из современных французских поклонников философии Хайдеггера. Хотя Акселос и признает, что Маркс и Хайдеггер очень несхожие фигуры – ибо первый мыслит «онтически», логико-динамически и рассуждает о действительном, реальном предметном мире и его познании, а второй мыслит «онтологически-метафизически», спекулятивно и старается преодолеть неподлинное бытие и открыть новые горизонты мира, область подлинного бытия, – однако он полагает, что оба мыслителя борются за новое понимание бытия, за такое понимание, в котором фундаментальное значение должно иметь определение сущности техники, где противоположность сознания и бытия уступает место единству мысли и действия, единству теории и практики. Объединение действия и мысли дает технология, так что не может быть «ни идеалистической, ни материалистической технологии». Автору этого редкостного положения, конечно, ничего не стоит заявить, что «Маркс и марксизм вполне удовлетворительно включаются внутрь хайдеггеровского мышления», что «Хайдеггер снял (в гегелевском понимании. – В.К.) Маркса», т.е. преодолел и одновременно развил его дальше (48, 13; 34).

В прямой зависимости от определения техники находится также толкование диалектики. Она, оказывается, не принадлежит ни субъекту, ни объекту, а пребывает где-то между ними, пытаясь примирить бытие и становление, субъективность и объективирование. Любое отношение в плане диалектики всегда неизменно проблематично. «Непонимание проблематического характера человеческой деятельности, рассматриваемой лишь в форме материального производства, – пишет Акселос в своих „Тезисах о Марксе“, – является главным недостатком всего предшествующего материализма (включая диалектический и исторический материализм Маркса)» (48, 45).

Утверждать нечто подобное – значит забывать или нарочно смазывать существенные различия между старым, метафизическим и новым, марксовским материализмом, ибо материализм до Маркса не принимал в расчет производственную деятельность человека; она выпадала из поля его зрения, и поэтому отношение субъекта и объекта рассматривалось им неисторически.

Ложное толкование категории практики служит и для М. Мерло-Понти основным средством извращения марксистской философии в духе субъективного идеализма. Как и подавляющее большинство западных философов, Мерло-Понти склонен рассматривать критику Марксом слабых сторон предшествующего материализма как отказ Маркса от материализма. В его глазах домарксовский материализм олицетворяет собой материализм вообще; иную форму материализма, кроме как теории, строящейся на метафизическом противопоставлении бытия и сознания, объекта и субъекта, он себе не может представить. Признание Марксом активности субъекта и подчеркивание исторического характера связи его с объектом и т.п. означает для Мерло-Понти разрыв Маркса с материализмом. В практике видит он преодоление гносеологической противоположности между духом и материей.

Таким образом, в характерном для современных буржуазных философов «ключе» Мерло-Понти пытается представить Маркса в роли «нейтрального» философа, поднявшегося и над материализмом, и над идеализмом. Центральную категорию марксовской системы – категорию практики нельзя, по его словам, мыслить в рамках традиционного для классического материализма и идеализма противопоставления субъекта и объекта, так как практика есть не первое и не второе, а нечто меньшее, чем субъект, и большее, нежели объект, или, скорее, есть единство субъекта и объекта, отчуждение субъекта в объекте (69, 47). «Марксизм, – по его характеристике, – есть не философия субъекта или объекта, а философия истории» (70, 649). Судя по данному противопоставлению, нетрудно догадаться, что под так называемой философией истории автор подразумевает отнюдь не материалистическое понимание истории. Такое толкование теории Маркса ему представляется слишком узким и однобоким. Он указывает, что в марксизме, каким его создал Маркс, решающим выступает идея целостности исторического существования. Но что означает для Мерло-Понти эта целостность? Она сводится к тому, что в историческом процессе ни одному фактору нельзя отдать предпочтение, все следует рассматривать как взаимодействие. Как «сознание есть продукт истории», так со своей стороны «история есть продукт сознания» (70, 650).