История марксистской диалектики (От возникновения марксизма до ленинского этапа)

Под этим углом зрения Гоммес и излагает взгляды Маркса. Он отмечает, что Маркс вернул «действительности» независимость от мышления, которая была отнята у нее Гегелем. Однако и в марксовской мысли она не получила полной реабилитации. То, что у Маркса фигурирует в качестве «действительности», предварительно «пропущено сквозь фильтр человеческой деятельности», т.е. приобретает значение лишь благодаря своей «включенности» в труд и «сопричастности» труду (61, 147). Диалектика и есть, по Гоммесу, «единство человека и природы» (61, 19), «мистика целостности» (61, 22) или, как он говорит в другой своей работе, «разговор» человека с миром, диалогическая сущность «технического эроса», создающего оба полюса: и человека, и природу (62, 117).

Легко заметить, что Гоммес сходится здесь с Кальвезом. Подобно своему французскому единомышленнику он утверждает, будто Маркс с самого начала рассматривает «действительность» как дело индустрии и общения. Если бы мышление Маркса двигалось в рамках противопоставления духа материи, то оно осталось бы метафизическим и материалистическим. Но суть дела, по Гоммесу, заключается в том, что Маркс, усматривая недостаток старого материализма как раз в неумении понять роль практики и представить действительность не как объект созерцания, а как человеческую чувственную действительность, по-своему взглянул на проблему отношения «человек – природа» и при помощи своей диалектики создал новую «понятийную основу для понимания и определения всего существующего» (62, 74). В чем же заключается нововведение Маркса? В чем Маркс пошел дальше Гегеля? Главным в марксовской разработке диалектики Гоммес признает то, что диалектика была заключена не в сферу бытия (как того хотел Энгельс) и не в сферу сознания (где она была у Гегеля), а между ними. Он отстаивает тезис о принадлежности диалектики лишь к сфере человеческой деятельности.

Обоснование этого тезиса покоится на определенных посылках. Утверждая, что диалектика в качество обязательного момента содержит негативность, отрицательность, без которой невозможно изменение и развитие, Гоммес вслед за всеми идеалистами решительно отказывает природе, материи в способности к саморазвитию (другого ожидать от теолога, верящего в божественное сотворение мира, естественно, нельзя) и заявляет, что в самом бытии отрицательности нет. Вторая посылка сводится к тому, что в диалектической системе субъект, т.е. человек, должен рассматриваться как результат собственной деятельности, изолированной от природы.

Гоммес интерпретирует взгляды Маркса, исходя именно из этих посылок. Разумеется, при такой установке он обрекает себя на роль фальсификатора диалектического материализма. Искусно манипулируя выдержками из работ (чаще всего это ранние произведения) Маркса, перетолковывая их, Гоммес постепенно заменяет их содержание своим, в результате чего материализм начисто устраняется из взглядов Маркса и «действительность», природа предстает уже не просто как «данность мира», а так то, чем «стала она благодаря человеческой руке» (62, 71), как «воплощение собственных сил человека, продукт его творчества» (61, 12).

В соответствии с положением о том, что действительность представляет собой не дух и не материю, а нечто третье, суживается поле марксовской диалектики. «Восстание» человека «против природы», уничтожение ее «в-себе-бытия» и кардинальное соединение с человеческой субъективностью – одним словом, «технический эрос» – вот что, согласно Гоммесу, образует сущность диалектического метода.

Марксовская критика метафизического характера прежнего материализма перерастает у Гоммеса в преодоление материализма вообще, т.е. диалектику он выдает за неопровержимое доказательство неискоренимости идеализма в мышлении Маркса.

Тонкости религиозных разногласий, существующие между католиками и евангелистами, нисколько не отражаются на их отношении к марксизму. Здесь старые соперники находят общий язык, по этим вопросам их точки зрения совпадают до мелочей. Не удивительно, что к сотрудничеству в сборниках «Marxismusstudien», издаваемых евангелическим исследовательским обществом, приглашаются лица и «неевангелического вероисповедания». Чтобы иметь общее представление о характере этих сборников, где тон задают все же евангелисты, приведем высказывания одного-двух маститых авторов.