После материализма античности, во многих случаях связанного со стихийной диалектикой, второй исторической формой материализма явился метафизический недиалектический материализм XVII – XVIII веков. Энгельс напоминает о трех основных чертах исторической ограниченности этой формы материализма: это – механистичность, неспособность понять мир как непрерывно развивающуюся материю, то есть метафизический, неисторический взгляд на природу, и идеализм в трактовке общественной жизни. «…В исторической области старый материализм изменяет самому себе, считая действующие там идеальные побудительные силы последними причинами событий, вместо того чтобы исследовать, что за ними кроется, каковы побудительные силы этих побудительных сил»[1434]
.Под механистичностью Энгельс имеет в виду не просто частный случай метафизического взгляда на мир: в механике есть своя диалектика, и ее, по сути дела, подметил Декарт. Но попытка сведения всех, или почти всех, процессов к механическим страдала глубокой односторонностью, и это означало именно метафизическую ограниченность. Ею страдали отнюдь не все мыслители XVII – XVIII веков; Энгельс отмечал наличие диалектических мыслей не только у Декарта, но и у Спинозы, Дидро и Руссо.
Фейербах все же продвинул метафизический материализм далее вперед: неизменной эта форма материализма после XVIII века не осталась. Он подчеркнул качественную неисчерпаемость природы, вскрыл натуралистически-психологические корни религиозного идеализма. Но он не смог в принципе поднять материализм на ту ступень, на которой он органически был бы соединен с диалектическим миропониманием. А также – в полной мере оценить значение для философии ряда великих открытий в естествознании, которые вели к открытию диалектики природы, хотя Фейербах вслед за Дидро признавал активность в природном мире и многообразие присущих ему сил.
«Но мог ли пребывавший в деревенском уединении философ, – писал Энгельс о Фейербахе, – в достаточной степени следить за наукой, чтобы… оценить такие открытия, которые тогда сами естествоиспытатели отчасти еще оспаривали, отчасти же не умели надлежащим образом использовать?.. Не Фейербах, следовательно, – подчеркивал Энгельс, – виноват в том, что ставший теперь возможным исторический взгляд на природу… остался для него недоступным»[1435]
.Но если метафизический метод имел в свое время историческое оправдание, поскольку «надо было исследовать предметы, прежде чем можно было приступить к исследованию процессов»[1436]
, то в XIX веке, в условиях значительного прогресса наук, он уже изживал себя, и это не могло не вызвать у Фейербаха стремления подчеркнуть динамичность материи, что видно по его историко-философскому сочинению о Лейбнице. Однако до глубокого понимания диалектики и ее значения Фейербаху было далеко.Анализируя сущность метафизического метода и развитие методологических посылок материализма на протяжении его истории, Энгельс в качестве главного общего принципа марксистского историко-философского исследования выдвинул рассмотрение социально-экономических и политических условий, а уже на этой основе – собственно историко-философских предпосылок и внефилософско-теоретической обстановки, в частности состояния естественных и общественных наук, также воздействующих на философию. Именно так Энгельс исследует и творчество Фейербаха, который в определенной мере испытывал это воздействие, но не применил сколько-нибудь полно выводы и обобщения конкретных наук для перестройки своего метода на принципах диалектики.
Энгельс отмечал, что Фейербах, занимая при решении большинства философских проблем материалистические позиции, отвергал оценку другими своей философии как материалистической. Это объяснялось тем, что Фейербах не преодолел распространенных в то время представлений о материализме как об учении, сущность которого будто бы состоит в отрицании всяких личных и общественных идеалов и духовных исканий человечества, в утверждении, что люди – совершенно безвольные игрушки в руках самых низменных страстей. Такого филистерского представления о материализме придерживался и автор книги о Фейербахе Старке. Между тем убеждение в том, что человеческому обществу в целом свойствен прогресс, бывало присуще, отмечает Энгельс, как материалистам (например, Дидро), так и идеалистам (например, Гегелю), хотя далеко не всем.