История марксизма-ленинизма. Книга вторая (70 – 90-е годы XIX века)

Высоко оценивая разрыв Фейербаха с идеализмом и его критику в адрес религии и идеализма, защиту и пропаганду им материалистического мировоззрения, Энгельс в то же время считает принципиально неправильным обходить молчанием ограниченность и непоследовательность фейербаховской философии. Обратив внимание на характерное заявление Фейербаха: «Идя назад, я целиком с материалистами; идя вперед, я не с ними»[1437]. Энгельс разъяснял смысл такой позиции, отмечал, что Фейербах защищал основное положение материализма о первичности материи и вторичности сознания, однако разделяя обычное для того времени философское предубеждение против термина «материализм». Он, кроме того, смешивал материализм как общее мировоззрение, основанное на определенном понимании отношения материи и духа, с особыми формами этого мировоззрения, для него, Фейербаха, неприемлемыми: с механистическим материализмом XVIII века, а тем более с упрощенной и опошленной формой, которую материализм принял в концепциях так называемого вульгарного материализма, пропагандировавшегося в 50-х годах XIX века в особенности К. Фогтом и Я. Молешоттом. Впрочем, критика Фейербахом взглядов Молешотта была не очень последовательной. Как бы то ни было, непреходящей заслугой Фейербаха было то, отмечал Энгельс, что в Германии 40-х годов XIX века он возродил материализм как философское учение. Этим он в немалой степени способствовал формированию мировоззрения самих основоположников марксистской теории[1438], и здесь он сыграл большую историческую роль.

В понимании человеческой истории Фейербах оставался на идеалистических позициях, обнаруживая свой идеализм, как только речь заходила об обществе и отношении людей друг к другу. Построив периодизацию истории человечества соответственно на смене одних религиозных верований другими, он, по сути дела, превратил гражданскую историю в «простой придаток истории церкви»[1439], тогда как в действительности, указывал Энгельс, большие исторические потрясения лишь сопровождались, да и то не всегда, появлением новых религий и участвующие в этих событиях классы находили в религиях и свое превратное отражение, и идеологическое оружие.

Действительный идеализм Фейербаха Энгельс раскрыл прежде всего при разборе его философии религии и этики. Фейербах был атеистом, и он хотел развенчать и тем самым упразднить религию в собственном смысле слова, как иллюзорное, ложное сознание, возникшее под влиянием зависимости людей от природных условий («боги – это наши неудовлетворенные желания»). Но Фейербах значительно преувеличил роль религии в истории человечества и стал в своих построениях невольно ее оправдывать, конструируя некую «атеистическую религию». Тем самым он обесценил часть своей же антирелигиозной критики в «Сущности христианства» и «Лекциях о сущности религии». Раскрыв совершенную несостоятельность определения Фейербахом религии как вообще всякой «связи» людей друг с другом, Энгельс дал, в противоположность фейербаховскому, подлинно научный анализ религии, ее сущности, ее исторических и социальных корней. При этом он показал, что как форма общественного сознания религия всего дальше среди этих форм отстоит от материальной жизни и представляется наиболее отстраненной от нее. В своем самом первоначальном возникновении религиозные представления были, по мысли Энгельса, связаны с влиянием на сознание первобытных людей факта смерти[1440]. Таким образом, Энгельс не принял довольно распространенной в середине XIX века точки зрения, что начало религии – в фетишистских представлениях. Современные нам взгляды религиоведов и этнографов на роль магии на начальных этапах процесса становления религиозных верований более соответствуют именно позиции Энгельса.

Подчеркивая специфичность и сложность развития религиозных представлений, Энгельс отмечал, что материальные условия жизни людей, в головах которых совершается процесс развития этих представлений, в конечном счете определяют собой его ход, но этот факт «остается неизбежно у этих людей неосознанным, ибо иначе пришел бы конец всей идеологии», и что «первоначальные религиозные представления, по большей части общие каждой данной родственной группе народов, после разделения таких групп развиваются у каждого народа своеобразно, соответственно выпавшим на его долю жизненным условиям»[1441].