История моей жизни

Сегодняшний день, солнцеобильный, с чистым голубым небом и необжигающей теплотой, ничуть не гармонирует с моим угрюмым настроением.

В назначенный час мы с Захаром, длинноусым и сухощавым кучером, подаем изрядно потрепанную коляску, запряженную тройкой серых, в яблоках, лошадей. Весело и легко выходит из гостиницы новая пассажирка, одетая в белую кружевную мантилию, с мешочком, вышитым бисером, в руках. Миша идет рядом с ней и многозначительно играет глазами. Усадив пассажирку, он желает ей как обычно, "светлых радостей".

Новая пассажирка хорошо сложена. Миловидное лицo с задорным, слегка вздернутым носом полно неиссякаемой радости.

Весело горят большие глаза, густо ореcниченные.

Только выезжаем из города, Вельская заявляет:

- Не люблю, когда две спины торчат перед моими главами, - ничего не видно...

При первых звуках ее голоса я быстро оборачиваюсь.

- Ведь нас же двое! - восклицаю я.

- Ничего не значит... Садись на скамейку напротив меня, и одной спиной меньше будет.

Я удивлен, но подчиняюсь с удовольствием. На полном ходу вскакиваю в коляску и сажусь на указанное место.

- Мне говорил комиссионер гостиницы, что ты первоклассный "рассказчик oкрестностей"... Правда это?

Артистка смеется. Две ямочки на щеках и поблеекивание прищуренных глаз, полных жизни и счастья, рождают во мне бодрое настроение.

Одет я сегодня довольно прилично. На мне новые ботинки на пуговицах, серые в полоску брюки и желтая косоворотка, опоясанная красным шнуром с кистями. Вчера подстригся, и кудри не лезут в глаза. Мысленно оглядываю себя и остаюсь доволен.

- "Рассказчик окрестностей"... - вспоминает пассажирка и заливается на всю степь.

Не могу отвести глаз от нее. И все в ней мне нравится... И крохотные туфельки фисташкового цвета, и маленькие ручки в кремовых перчатка, и тонкий запах жасмина, исходящий от нее.

- Ты здешний? - неожиданно спрашивает она меня.

- Нет, я издалека... Живу у родственника второй год... Это его лошади.

- Во второй раз еду в Ялту, - говорит пассажирка. - В позапрошлом году проезжала из Симферополя через Алушту... Дорога интересная и красивая... А здесь мне не особенно нравится.

- Подождите немного, - говорю я,-до Байдар доедем - останетесь довольны... Всем очень нравится берег от Байдар до Ялты.

Эта молодая жизнерадостная женщина не любит молчать, и получается так, что она мeня занимает разговорами, а не я ее.

Узнаю много интересного. Меня очень удивляет происхождение Серафимы Вельской - она крестьянка Рязанской губернии. На сцене уже Три Рода. Она мне объясняет, что играть в оперетке очень трудное надо уметь говорить, петь, плясать, плакать и смеяться.

Меня поражает простата и необычайная откровенность молодой женщины. Гляжу на себя со стороны и горжусь тем, что являюсь собеседником такой замечательной артистки, и еще тем, что сижу не на козлах, а в коляске.

К БайдараМ подъезжаем уже друзьями. За три часа езды я не только успеваю ознакомиться с прошлым моей пассажирки, но сам подробнейшим образам рассказываю ей о моей бродяжнической жизни.

В гостинице Вельская заявляет о своем желании переночевать.

- И приготовьте вкусный и сытный обед, - говорят она, обдавая большого, неповоротливого Осипова весело смеющимся взглядом. - Грешна... люблю поесть... А теперь, - обращается она ко мне,--поведи меня на ворота и куда хочешь...

Серафима приходит в детский восторг, когда, взобравшись на каменные ворота, вдруг видит безбрежный голубой простор.

- Какая прелесть!.. Ах, как хорошо!.. С ума сойти.

А я гляжу на пассажирку и чувствую, как радость вливается в мое сознание, и как счастлив я оттого что сумел так yдивить артистку!

Насмотревшись вволю, идем обратно. По привычке, легко и ловко прыгаю по рассыпанным камням, заменяющим ступени. Вельская кричит:

- Погоди, шалый!.. Ну и кавалер!.. Дай руку... Ведь тут и шею сломать недолго.

Сознаю свою вину, поднимаюсь и неловко подставляю ей плечо.

Медленно сползаем вниз. Ощущаю близость женщины, слышу ее дыхание, прикосновение ее руки, и голова моя приятно кружится, и сердце играет в груди.

- Вот так... А то бежит, дикий... Ну, ничего, подрастешь - мужчиной будешь...

Последние слова обжигают меня стыдом. Неужели она принимает меня за мальчика?

Предрассветная тишина и холодное дыхание спящих гор. По крутой каменной тропе среди корявой, ветвистой поросли взбираемся к вершине горы, откуда хотим смотреть на восход солнца.

Сумерки ушедшей ночи светлеют с каждым мгновением. Неведомо откуда льются потоки света, и перед нами неожиданно выступают темная зелень тесно растущих елей и серые выступы нахмуренных скал.

Кругом до того тихо, что даже наши легкие шаги и осыпающиеся камешки из-под ног производят шум, пугающий нас.

Неподалеку раздается сухой треск... Рука Вельской впивается в мое плечо... Мы останавливаемся... В десяти шагах от нас на краю отвесной скалы ясным видением вырисовывается небольшая горная козочка на розовых тоненьких ножках с темными копытцами.

Животное залито серебряным светом встающего утра, и нам хорошо видны горячий черный глаз, пушисто-мягкая мордочка и приплюснутые ноздря, нюхающие воздух.