История моей жизни

- Пойдем - увидишь...

Спустя немного мы поворачиваем в ближайший переулок. Между двумя огородами вижу небольшую двухоконную хатенку.

- Вот здесь мы живем, - говорит Ядвига, указывая на домик.

Сени, русская печь и комната с низким закоптелым потолком.

Ничем не покрытый стол, две скамейки вместо стульев, большой сундук в углу и деревянная кровать составляют всю обстановку убогого жилья. На кровати, покрытый ватным одеялом, лежит человек с болезненно бледным лицом, черной бородкой и откинутыми назад темнорусыми волосами. Узнаю князя Николая и останавливаюсь в нерешительности.

- Узнаешь? - обращаясь к больному, опрашивает Ядвига.

Николай отвечает глазами. Эти большие умные глаза, полные мягкой теплоты, составляют все, что осталось от прежнего Николая.

От Ядвиги узнаю, что князь болеет уже второй месяц и что самый лучший свенцянсний врач Гордон говорит о неизлечимости этой болезни.

На другой день Ядвига, вернувшись с базара, сообщает мне, что Свирекие уже знают о моем прибытии и очень взволнованы.

- Они хотят, - говорит мне Ядвига, - просить воинского начальника взять тебя в солдаты...

- А для чего это им нужно? - спрашиваю я.

- Неужели не понимаешь? Чудак... У Мойше-Бера - твоего дяди - есть сын Иоселе, твой ровесник... Вот они хотят, чтобы ты пошел вместо него.

- Ну и пусть... Мне все едино некуда деваться...

Больной слегка приподнимается и, тяжело дыша, говорит:

- Зря... с какой стати... Сейчас трудно, а потом легче станет... Быть солдатом штука не хитрая...

Сильный кашель мешает ему говорить.

Ядвига права - не только Свирекие, но и все свенцянсмие евреи взволнованы моим появлением. "Сын Вигдора крестился... Одним мешумедом стало больше..."

Говорят, возмущаются, проклинают, а я боюсь показаться на улице.

Ядвига подробно объясняет мне, где находится управление, куда я должен явиться.

Рано утром безлюдными переулками иду по направлению к городской ратуше.

Прихожу первым. Глухой сторож -старый инвалид - с лицом, покрытым cивой шерстью, не хочет меня впускать.

- Куда в такую рань привалил? - ворчит старик. - Присутствие открывается в полдень, а ты вон когда забрался...

Я прошу его позволить мне посидеть в приемной на широкой скамье вдоль стены, обещая быть тихим и не курить.

Сегодня нет дождя, нет ветра, а временами сквозь тучи проглядывает скупое осеннее солнце, На обширном дворе ратуши собираются новобранцы деревенские парни, одетые в новенькие свитки и тяжелые смазные сапоги. Попадаются и старухи в белых шерстяных платках и старики с носогрейками в зубах. Догадываюсь, что это отцы и матери, приехавшие из окрест лежащих деревень провожать и попрощаться с сыновьями. Понемногу начинают появляться местные рекруты-евреи в сопровождении многочисленной родни.

Приходит исправник. Сегодня он особенно строг. Его усы, поднятые к носу, и звякающие шпоры - сильное впечатление на свенцянских обывателей. В приемную входят: дядя Мойте-Бер с женой и старшим сыном, а немного поезди следуют мои тетки - Лее-Рохле и Мине-Тайбе. Опускаю глаза и делаю вид, что не замечаю их. Но зато родственники прекрасно меня видят и перебрасываются между собой оскорбительными для меня замечаниями.

Прибывают два офицера из виленокого гарнизона, военный врач и письмоводитель. Начальство во главе с исправником усаживается за длинный стол, покрытый зеленым сукном, и присутствие начинается. Быстро заполняется зал призывниками и родными.

- Прошу посторонних очистить зал, - объявляет исправник.

Письмоводитель подает ему список. В это время к столу, сняв шапку, подходит дядя Мойше-Бер.

- У меня есть вам сделать заявление, - начинает oн, обращаясь к исправнику. - Приехал сын моего брата Вигдора. Мы просим принять его.

- Где он? - не глядя на Мойше-Бера, спрашивает начальник.

Заявление дяди вызывает во мне сильное чувство озлобления.

Вскакиваю с места и подхожу к столу.

Вместе со мной подходят и остальные мои родственники.

- Мы вас очень просим принять его в солдаты, - говорит Мине-Тайбе и улыбкой стареющей кокетки старается задобрить начальство.

Офицеры, по-видимому, заинтересованы и остро вглядываются в меня.

- О тебе речь идет? - обращается ко мне исправник.

- Да.

- Почему они так стараются?

- Потому что я принял православие,-отвечаю я громко и четко.

Сидящие за столом многозначительно переглядываются между собой.

- Дай мне посемейный список Вигдора Свирского, - приказывает начальник письмоводителю.

Молча и внимательно изучают сидящие за столом сшитую тетрадь ветхих листов метрических, брачных и воинских свидетельств.

- Ты единственный сын? - спрашивает меня председатель, с явным любопытством оглядывая меня.

- Да, - коротко и твердо отвечаю я.

- Брешет вин, панове... - вырывается восклицание у Мойше-Бера.

Тетки злорадно хохочут.

- Хорошенький единственный, когда у него еще три брата! - выкрикивает Мине-Тайбе.

- Туточка он единственный... А в Креславке, где живет со второй женой Вигдор... - говорит вторая тетка, но исправник не дает ей кончить.

- Нам нет дела до Креславки.- Здесь,-ударяя рукой по списку, продолжает исправник, - ясно указывается, что у Вигдора один только сын...