История моей жизни

Не знаю, как мне быть. Рассердиться, выгнать или пригласить сесть и вообще обойтись с незваным гостем повежливее. Босяк по выражению моего лица, должно быть, догадывается о моем колебании и в том же непринужденном тоне продолжает:

- Если у вас есть сомнение в том, что я ваш издатель, то могу мои слова подтвердить документами. Вы господина Геруца, наверно, хорошо знаете, раз доверились ему и заочно изволили подписать договор со мною?

Посетитель на наших глазах наглеет с невероятной быстротой. Он шумно опускается на стул и засовывает посиневшую от холода руку за пазуху, намереваясь вытащить оттуда документ.

- Бросьте, мне никаких бумаг не надо, - почти кричу я. - Вы лучше скажите, зачем вы сюда пришли и что вы от меня хотите?..

- Вот это я понимаю - настоящий тон, когда говорит обеспеченный человек с парнем, проводящим ночи под открытым небом. А что мне от вас надо, могу сейчас объяснить...

Назвавший себя Морозовым встает, дрожащей рукой проводит по всклокоченной бородке, весь уходит в свою ватную кофту и продолжает:

- Если вы действительно автор вот этих книжек, то вы лучше меня знаете, что мне сейчас нужно, а остальное вам подскажет ваше писательское сердце.

Мы с Татьяной Алексеевной обмениваемся многозначительным взглядом.

- Да; вы правы, - примиренно говорю я, - но, к сожалению, вы пришли ко мне в такой момент, когда я сам почти без денег...

Блеснув глазами и лихорадочно вздрогнув всем своим длинным тощим телом, мой необычайный издатель кладет томик на стол и шепчет:

- В таком случае будьте добры до конца и по-братски разделите ваше "почти" пополам...

Открываю ящик стола и отдаю последние три рубля.

Мы пожимаем друг другу руки, и Морозов уходит, оставляя на полу мокрые следы.

Вечером того же дня после долгого отсутствия приходит к нам Геруц. Этот маленький суетливый человек еще из передней кричит:

- Вы дома, господин Свирский!?. Вот это превосходно...

Выхожу из комнаты и вижу бородатого карлика. Он торопливо двумя руками подбрасывает свою шубу, стараясь накинуть ее на крючок вешалки, но это ему не удается. Приходится помочь ему, хотя я зол на него за посещение Морозова.

Геруц прикладывается к ручке Татьяны Алексеевны, здоровается со мною, хватает туго набитый портфель и глазами, и бородой, и всем своим маленьким туловищем приглашает нас в мою рабочую комнату.

- Вы мне хотите что-то сказать? - спрашивает меня Геруц, первый подойдя к письменному столу. - Вы мне сегодня не нравитесь... Вы какой-то злой... Почему, а?..

Геруц с его развязным тоном становится мне противным.

- Сегодня, - говорю я, - меня посетил издатель "Погибших людей"... Зачем вы меня обманули?.. Неужели за то, что я был доверчив?!.

Мои глаза скользят по плешивому темени . Геруца, сталкиваются с недоуменным и, как мне кажется, сердитым взглядом Татьяны Алексеевны, и я окончательно свирепею.

- Так обмануть!.. Поставить меня в такое дурацкое положение!.. Выбросить на рынок тысячи книг моих за сто рублей!.. Подсунуть мне поддельного издателя!..

- Превосходно... Превосходно... - перебивает меня Геруц. - Но вы ничего не знаете... Дайте мне объяснить... Сейчас все будет ясно... Я вам принес много радостей... Сейчас покажу...

Наступает минутное молчание. Геруц садится на стул, ставит свой портфель на колени, раскывает его и запускает ладонь в бумаги.

Мы с Татьяной Алексеевной также усаживаемся.

- Вoт вам первая радость...

Он вынимает какие-то типографские cттиски, кладет их на стол, разглаживает рукой, а затем достает бумажник, вытаскивает четыре кредитные бумажки по двадцать пять рублей и, подняв на меня глаза и бороду, говорит:

- А это вторая радость. Ну, что скажете? Превосходно? Да?.. Это все ваше. По договору, - продолжает он, - я обязан платить вам, когда покрою все расходы по изданию, но я хочу с вами еще много дела иметь, а потому вношу раньше срока. Получите. Превосходно? А?

Геруц протягивает мне сто рублей.

Татьяна Алексеевна поощрительно кивает головой, и я принимаю деньги не без удовольствия.

- А вот это появится завтра в газете "Новости". У метранпажа выпросил для вас. Читайте, - заканчивает Геруц, ударяя ладонью по оттискам.

Я и Татьяна Алексеевна наклоняемся над столом и читаем похвальный отзыв о моих "Погибших людях".

От моего недавнего негодования следа не остается. Я радостно взволнован и до того счастлив, что готов обнять этого маленького и милого жулика.

- Кто написал? - спрашиваю я.

- Сам Скабичевский, - торжественно отвечает Геруц. - А теперь, продолжает он, - мы будем с вами иметь превосходный разговор. Давайте издадим еще одну книжку. Без издателя давайте. Сами напечатаем, сами продадим и сами деньги получим. Превосходно? Да? У вас наберется рассказов на книжку? Ну, и превосходно!.. А какой вы сейчас пишите рассказ?

- "Смертная казнь" называется - отвечаю я.

Геруц вскакивает с места.

- "Смертная казнь"... Так это же хлеб!.. Не правда ли, мадам, ведь это же превосходно? - обращается он к Татьяне Алексеевне.

- Прежде всего надо написать. Потом неизвестно, пропустит ли цензура, с обычной серьезностью отвечает Татьяна Алексеевна.