История моей жизни

- Пить или не пить! - произносит он по-театральному.

- Не пить! - почти бессознательно восклицаю я.

Гарин быстрым движением оборачивается ко мне и долга смотрит на меня сверху вниз.

- Ин быть по-твоему... Эх-хе!.. - произносит он протяжно и печально, а затем подходит к зеркалу, внимательно вглядывается в свое отражение и густой октавой роняет слова: - Вот она рожа разбойника... С такой физиономией Гамлета не изобразишь... Эххе!..

- Мишка, - неожиданно обращается он ко мне, - пойди, миляга, на сцену и скажи режиссеру, что репетицию начну со второй картины. Ну, что же ты? добавляет он, видя, что я мнусь на месте.

- Господин Гарин, у меня товарищ... Гимназист второго класса... Стоит на площади... Ему хочется посмотреть на репетицию... Можно?..

- Ну, конечно же!.. Гимназисту, да еще второго класса!.. Я, брат, люблю образованных... Тащи его в зрительный...

Мы с Яковом сидим в первом ряду и с радостным волнением воспринимаем все, что делается на сцене. Режиссер объясняет актерам, что они сейчас находятся в корчме и должны изображать людей, готовых стать разбойниками.

На сцену поднимается Гарин. Он идет вялой, изломанной походкой, с опущенной головой и притом еще сутулится. Сонными глазами окидывает он собравшихся вокруг стола актеров, громко и длительно зевает, а затем садится верхом на первый попавшийся стул, руками обнимает спинку и спрашивает:

- Можно начать?

- Да, да, - поспешно откликается режиссер.

Гарин тихим и ровным голосом читает свою роль, а остальные действующие лица подают ему реплики. Режиссер, маленький и подвижный, с опухшей от флюса щекой, хлопочет изо всех сил, поминутно вмешивается, делает указания, обозначает места, где кому стоять, сидеть, ходить, поправляет интонацию, жесты, мимику...

От бесконечных повторений одних и тех же слов и сцен и от будничных голосов усталых актеров просачивается к нам, сидящим в первом ряду, монотонная серая скука.

Вижу, как Яков хлопает глазами, и мне становится неловко за Гарина, за актеров, а главное за то, что угостил Розенцвейга таким негодным и пустяшным зрелищем. Как вдруг Гарин встает, отшвыривает стул, выпрямляется и мгновенно становится артистом. С первым поворотом его прекрасной гордой головы и широким властным взмахом рук исчезает скука, а сам Гарин преображается до неузнаваемости.

Он гибок, строен, ритмичен и весь пылает страстью.

- К чему все это? - бросает он режиссеру. - Зачем вы их расставляете, как солдат? Не забывайте, что мы не простые разбойники, а революционеры...

Гарин выходит на середину сценй, горячим взглядом больших темных глаз пробегает по всем действующим лицам и, напитав голос бунтующими нотами, громким голосом продолжает:

- Мы протестуем против существующего строя... Вслушайтесь в слова Карла: "Мне ли заковать свою волю в существующие законы? Закон заставляет ползать улиткой того, кто бы взвился орлиным полетом. Закон не создал еще ни одного великого человека, тогда как свобода рождает гениальных водителей человечества!.." Поняли? - обращается он к актерам. - Кто вы, собравшиеся сюда? Вы мои единомышленники. Через несколько минут вы изберете меня своим атаманом. Мы хотим сорвать плесень с болота, именуемого жизнью... Так действуйте!.. И пусть ваши мятежные сердца горячей кровью брызнут по зрительному залу...

С этого момента Гарин сам ведет репетицию. Под его страстным и бурным руководством актеры оживают, становятся бунтарями, их голоса крепнут, звучат убедительно, и репетиция превращается в спектакль.

Мы с Яковом взволнованы и потрясены до того, что не находим слов, и выражаем свой восторг тихим оханьем да вздохами и толканием друг друга локтями в бока.

16. РОЗЕНЦВЕЙГИ

Из чувства благодарности Яков сопровождает меня на Киевскую улицу, куда после репетиции отправляюсь с письмом по поручению Гарина, а на обратном пути он приглашает меня к себе.

- Со мною и пообедаешь, - говорит Яков, - а потом с Иосифом поиграешь, - добавляет он тем покровительственным тоном, каким старшие говорят с младшими.

Сознаю, что, не будь на моем пути Гарина, Яков не обратил бы на меня никакого внимания. Да оно и понятно: какой я товарищ гимназисту второго класса, сыну богатых родителей, я, никому не принадлежащий мальчик, да еще такой маленький?.. И хотя я это понимаю, но внутри меня все же горит обида, и мне хочется доказать брату Иосифа, что я не так уже глуп, чтобы со мною нельзя было вести знакомство.

С этой целью я всю дорогу рассказываю о моих близких отношениях с Гариным и со всей труппой.

- Знаешь, Гарин от меня ничего не скрывает, а иногда даже советуется со мною. "Пить или не пить?" - спрашивает он у меня, а я ему: "Не пить!" И он не пьет... Сегодня я ему ботинки почистил. Вот уже был он рад!.. И еще знаешь, что?.. Я короля Лира помню...

Яков на минуту останавливается, заглядывает мне в рот и спрашивает:

- Как ты его помнишь?

- Наизусть. У Гарина выучился... Не веришь? А хочешь, я сейчас произнесу "Дуй, ветер, пока не лопнут щеки..." А то еще: "Зачем живет собака, лошадь, мышь?.." И это я знаю.