История моей жизни

- Вот что, - перебивает меня Зайдеман. - Ты знаешь дом Черепенникова?

- Знаю... Мы с хозяйкой через этот двор на базар ходим. Там училище...

- Вот, вот, казенное двухклассное еврейское училище... Я там служу сторожем. Скоро, по случаю летнего времени, училище закроют, и мне там будет мало дела. И вот, как раз сегодня я вошел в компанию к моему старшему брату Леве, и мы сняли погреб.

- Зачем погреб? - спрашиваю я, крайне заинтересованный.

- Чтобы торговать фруктами. Нам нужен будет мальчик. Если захочешь - мы тебя наймем...

- Хочу, очень даже хочу!.. - живо перебиваю я, захлебываясь от радости.

- Тогда сделай вот что. Завтра суббота, занятий в училище нет. Придешь, и мы с тобой сговоримся... Приходи пораньше... Согласен?

- Очень согласен... Спасибо вам, господин Зайдеман...

Давид удаляется, я остаюсь один с моими торопливыми мыслями об уходе. Пользуясь тем, что Бершадским сейчас ни до кого дела нет, перестаю тявкать на прохожих и ухожу в мои мечты.

Завтра оставлю это место "навсегда". Трудно только дождаться этого завтра: время совсем не двигается. Весь горю нетерпением, а впереди еще целая ночь. Пусть теперь Бершадокие поторгуют без "нас". Мы - это я и Соня.

Мысли путаются и кружатся, подобно снежинкам на ветру. Никак не могу остановиться на самом главном: что я буду делать у Давида Зайдемана? Вместо этого в моем воображении живет Соня. Где она?

Куда бежала с Николаем? Наверно, в Америку, - решаю я, - и образ красивой черноглазой Сони неотступно преследует меня.

И я вижу ее в сиянии волшебного счасть Она смелая, умная, прекрасная...

Потом перехожу к дому Черепенникова. Я знаю этот дам: каждый день проходим с хозяйкой через его двор на базар. Снаружи обойти дом Черепенникова - дело не легкое: устанешь. А внутри двора живет, клокочет и нищенствует целое местечко. Народу там столько, что в год не сосчитать. Там и трактир "Белый орел", выходящий прямо на толкучку, и греческая ресторация, похожая на вокзал. А как войдешь в ворота с Базарной улицы - читаешь вывеску: "Еврейское казенное двухклассное училище". Эти слова вызывают во мне воспоминание о житомирском учительском институте, и когда я их читаю - в мое сердце вливается грусть.

Завтра пусть сам мусье Бершадский ставит самовар, а я уйду тихонечко, чуть свет. Сделаю то же, что и Соня.

"Ты долго еще будешь дрыхать, холера?" - закричит мадам, а меня уже нету... Вот потеха будет!

11. НА НОВОМ МЕСТЕ

Живу у сторожа двухклассного училища Давида Зайдемана. Живем отлично: сплю на столе, а мой начальник- нa складных козлах, обтянутых мешком.

Работа пустячная: по утрам моем швабрами полы, снимаем пыль с парт, доливаем чернильницы и влажной тряпкой стираем мел с классных досок. Во время перемен на нашей обязанности - наблюдать за ребятами, чтобы они не забирались в "Белый орел" слушать машину и не вступали в разговоры с пьяными.

Никто на меня не кричит, никто не понукает, и я чувствую себя свободным. Кончаются классы - и я могу делать, что мне угодно и уходить, куда захочу.

Зайдеман мне нравится - он всегда весел, шутлив и редко жалуется на судьбу. Его брат Лева приходит к нам по субботам, когда ему делать нечего. Он недавно женился на немецкой еврейке Матильде, получил в приданое сто рублей и хочет заняться торговлей фруктами, чтобы жить покрасивей. Сейчас он подкидалыцик - в хлебных амбарах лопатой пшеницу ворошит, получая за это восемьдесят копеек в день.

Лева ростам выше Давида, шире в плечах и не похож на еврея.

Он светлый блондин с большими на выкате глазами и хорошо говорит по-русски. Он бреется и носит светлорусые усы.

Начинаю понимать, что между житомирскими и одесскими евреями большая разница. Если бы дядя Шмуни увидал этого Леву и тысячу, ему подобных, нарушающих законы религии, если бы он увидал их курящими в субботу и кушающими ветчину, - он бы умер от ужаса.

Товарищей у меня сколько хочу. Весь второй класс - мои сверстники. Я с каждым из них боролся, и теперь они меня чтут за силу и смелость.

Во время занятий я чуточку открываю дверь и простаиваю до конца урока. Когда идут устные урки по русскому языку, я чувствую себя первым учеником. Запоминаю стихи, басни, прочитанные рассказы и про себя отвечаю на все вопросы учителя.

И снова начинаю мечтать о том, чтобы стать образованным.

Вечерами, когда мы с Давидом остаемся наедине в нашей маленькой передней, я держу перед ним экзамен и произношу наизусть стихи Пушкина и басни Крылова.

Давид слушает внимательно и удивляется моей памяти, но когда я говорю ему о моем желании поступить в школу, Зайдеман отрицательно качает головой.

- Это все равно, - говорит он, - если бы пастух захотел поступить в помещики...

- Почему?

- Тут, дитя мое, много этих "почему", а главное "почему" заключается в том, что ты много понимаешь, мало знаешь...

Но Давид ошибается. Из Житомира приезжает Резник, окончивший там учительский институт и назначенный учителем в наше училище. Резник меня хорошо помнит. Он даже почти мой родственник - сын родного брата дяди.Шмуни.