Кроме того, я видела королеву Португалии Амелию, когда она проезжала через Зальцбург вместе со своей матерью, графиней Парижской. Я восхищалась ею от всего своего юного сердца, потому что она показалась мне очень милой и очаровательной; в своем сшитом на заказ дорожном костюме она выглядела настоящей красавицей.
Посещал Зальцбург и персидский шах, и он произвел на меня огромное впечатление, когда верхом скакал по улицам на белом коне с гривой, выкрашенной в красный цвет, а слуга держал над ним большой зонтик. Персы оказались весьма нечистоплотны в своих привычках. Они резали животных и жарили их целиком на мозаичном мраморном полу; все очень радовались, когда визит окончился.
В одиннадцатилетнем возрасте я ездила в Вену с довольно прозаической целью «заботы о зубах». Никогда не забуду своего первого впечатления от столицы Австрии. Она меня совершенно захватила! В Зальцбурге время словно остановилось, а в Вене я впервые увидела трамваи и электрическое освещение. Во время моего пребывания там состоялось торжественное событие: открытие памятника моему кумиру, Марии-Терезии. По такому случаю собрались почти все Габсбурги. Событие произвело на меня огромное впечатление; я подробно описала его в послании брату Леопольду. Мы часто ездили в Хофбург, где однажды я мельком увидела императрицу Елизавету[16]
. Она плавно шла по коридору и напоминала красивое привидение.Она всегда странно привлекала меня; возможно, нас сближало своего рода сходство между ее прошлыми и моими будущими несчастьями.
Императрица была очень красивой женщиной, а ее волосы казались мне образцом изысканности. Когда они не были уложены в прическу, просто окутывали ее. Императрицу причесывала специально отобранная служанка. Прическу делали довольно необычно. Ковер в гардеробной покрывали белыми льняными простынями; императрица садилась на низкую скамеечку посреди комнаты. Служанка, одетая во все белое, расчесывала и укладывала роскошные пряди и заплетала их в сложные косы. Самое же любопытное начиналось потом. Служанка должна была собрать и сосчитать все волоски, которые оставались на щетке и расческе; после тщательно обыскивали ее платье и ковер – не выпали ли еще волосы. Затем количество сообщали императрице, которая бывала крайне недовольна, если считала, что потеряла во время «укладки» слишком много волос, и служанке впоследствии предстояло пережить mauvais quart d’heure[17]
.У императрицы было много причуд; почти все они становились известны широкой публике. Рассказывают, что однажды, остановившись в Линце, она затеяла довольно изнурительную эскападу. Она имела обыкновение брать с собой «греческого чтеца» на прогулки в красивый лес и парк, окружавший замок, но редко выходила за его пределы. Однажды вечером она отважилась пойти дальше, но, поскольку на нее напал приступ молчаливости, чтец вынужден был тоже молчать, и целых восемь часов императрица бродила вокруг Вены, погруженная в печальные и мрачные мысли; она пришла в себя, лишь когда забрезжил рассвет и она обнаружила, что оказалась за пределами своих владений в обществе крайне терпеливого чтеца, который стер ноги в кровь.
Я видела императрицу Елизавету в мае 1889 года, после трагедии в Майерлинге, когда отправилась получать из ее рук орден Звездного креста. Этим орденом всегда награждают австрийских эрцгерцогинь по достижении ими совершеннолетия; орден служит знаком их официального представления к венскому двору. Я отправилась в Хофбург вместе с матерью, и императрица удостоила нас особой аудиенции. Она носила глубокий траур. Ее лицо, под складками плотной черной вуали похожее на бледный подснежник, свидетельствовало о том, что она постоянно плакала; кроме того, то и дело нервно вытирала платком уголки губ.
Она была очень добра ко мне, когда я поблагодарила ее за награждение орденом; я почувствовала резкий контраст между собой, в расцвете юности, и этой печальной матерью – она совершенно отошла от роскоши и радости жизни, пропуском к которой служил мой орден Звездного креста.
Больше я ни разу не видела ее при жизни. Когда я стояла у ее гроба в усыпальнице Габсбургов или склепе капуцинов, мне показалось, что она наконец-то обрела счастье; мне нравится воображать, как ее дух беспрепятственно бродит по Елисейским Полям, обмениваясь мыслями с Гейне, и как она воссоединилась с любимым сыном Рудольфом.
Немногие понимали императрицу по-настоящему, а ее крайнюю застенчивость часто ошибочно принимали за деланость или гордыню. Многочисленные беды заморозили ее эмоции, и она стала жертвой духа беспокойства; однако Елизавета Австрийская не знала себе равных как красивая женщина и любящая мать.
Глава 4