История моей жизни. Записки пойменного жителя (сборник)

У меня своей коровы не было, как не было и хлеба даже на время пути, поэтому я в тот вечер на основании ее незамысловатого рассказа пришел к выводу, что мне туда ехать нельзя, там мне не будет лучше. Женщина эта все же уговорила своего мужа ехать. Было у них чуть ли не пятеро детей. Мужа ее, очень мне знакомого Мишу Шеломцева, там убили с целью ограбления, когда он вез вещи со станции. Коров увезти никому не удалось, вагонов не предоставляли. Пришлось им продать своих коров в Шарье, а там, на Украине, некоторые купили вскладчину по корове на две семьи. Другой мой близкий знакомый Гаврила Перетягин сдал корову в Шарье в мясосоюз в обмен на документ, дававший право получить корову на месте. Но там в мясосоюзе он узнал, что коров тут на мясо не сдают, а сдают кур, гусей, кроликов и т. п. Так мой Перетягин и остался без коровы, а между тем, когда я у него перед отъездом шил, он говорил, что они со старухой без молока жить не могут. И в самом деле, он то и дело пил соду, должно быть, с желудком было неладно. На Украине он помер. В общем, к концу лета все 10 или 12 семей вернулись обратно едва не голыми. Об этом те писали из Леденгска, когда я уже уехал оттуда.

Итак, план переселения на Украину сорвался, и у меня опять не стало никакой перспективы. А между тем с наступлением лета портновской работы опять не стало, и, вообще, не было чем заняться, чтобы обеспечивать существование, хотя бы и полуголодное. Чтобы уехать, тоже не было средств. Да и опять-таки, куда ехать? Я знал, что в городе где бы то ни было без знакомых зацепиться невозможно, особенно в отношении квартиры.

Но вот я получил письмо от Федьки, в котором он писал: ввиду того, что Леонид нынче кончает семилетку, ему бы надо перебраться для продолжения учебы в город, а поэтому не лучше ли и тебе перебраться в город, чтобы подготовить для Леонида условия.

Черт возьми, думаю, да это же моя давнишняя мечта! Раньше Федька, хотя и был в курсе моего безвыходного положения, не писал о том, чтобы я ехал в город, а если теперь написал, то значит, есть какие-то виды на возможность устроиться там. Решено — еду. Нужно скорей продать избенку и заготовленный лес, 80 бревен. Продал, можно сказать, силком навалил слесарю льнозавода Бересневу, получил за все 230 рублей, нашел, хотя и с большим трудом, попутную подводу до Шарьи за 60 рублей — увезти багаж и Тольку, а сами с Ольгой пешком.

Сначала поехал в Вологду с целью устроить Ольгу где-нибудь там. Втайне от нее я имел план устроиться с нею врозь, так как, во-первых, к Федьке я ехать с нею, естественно, не хотел, во-вторых, я считал, что и для Леонида будет лучше, если ее не будет со мной. Да и для нее, мне казалось, будет лучше со мной расстаться, хотя бы уже потому, что я старик[499]. Я надеялся, что, пожив врозь со мною, она убедится, что нет ничего заманчивого в нашей совместной жизни. Тем более что последнее время я был груб с нею. А может быть, даже найдет себе другого спутника жизни? Если им будет мешать Толька, можно будет его у нее забрать, и кто знает, может, будет не исключена возможность мне сойтись снова со своей старушкой, чтобы доживать остаток жизни вместе, как старым друзьям.

Это были мои тайные планы. А Ольге я говорил, что ты, мол, пока поживешь с Толькой, где удастся устроиться, а я поеду сначала в Ярославль, повидаюсь с сыном, а потом постараюсь устроиться в Ярославле или каком другом городе на подходящее и устойчивое место. Может, мол, для этого придется потратить и не один месяц, но это не беда: если ты будешь на месте, то как-нибудь вы это время с Толькой перебьетесь. Не знаю, верила ли она мне, но, кажется, она подозревала, что я собираюсь ее оставить. Порой она со мной соглашалась и сама высказывала кой-какие соображения насчет устройства на время нашей разлуки, а иногда становилась грустной, убитой, на нее в такое время тяжело было смотреть, становилось нестерпимо ее жаль.

В Вологде приютила нас знакомая, уроженка Леденгского сельсовета, некая Павла Скоробогатых. Когда я строил завод, она жила еще там, была комсомолкой и преподавала на ликпункте[500]. Но я ее тогда недолюбливал за то, что она была слишком распущенной. Она была способна каждый день отдаваться разным мужчинам и отдавалась, не находя нужным хоть как-нибудь это конспирировать. Был с ней такой случай. Приезжали какие-то молодые люди с медведями. С одним из них она в первый же вечер поженилась. Он ей, по-видимому, предложил поехать с ними, поэтому она уже на другой день раззвонила, что вышла замуж. Когда через несколько дней медвежатники поехали, она действительно отправилась с ними, забрав кой-какое свое барахлишко, но они у соседнего села, в 18 километрах, ее выгрузили, и через день она вернулась под отчий кров. Потом над ней все смеялись: «Павла за медведя замуж выходила». Мне же ее такое поведение было неприятно потому, что она была комсомолкой. На мой взгляд, это было несовместимо.