История моей жизни. Записки пойменного жителя (сборник)

Итак, дело не устроилось. Федьку я беспокоить этим больше не считал возможным, но и сам не знал, как можно было бы устроить куда-нибудь Ольгу: ведь не пойдешь же в каждый дом спрашивать, не нужна ли уборщица. Мне важно было устроить где-нибудь ее, сам-то я мог пока остаться жить у Федьки и работать у них на подстанции. Я все еще не терял надежды, что мне удастся устроиться так, чтобы иметь возможность достать к себе Леонида.

Походили мы с Ольгой по Ярославлю, провел я ее из конца в конец по тамошней красивой набережной, полюбовались на Волгу и… решили, что другого выхода нет, как ехать ей в Архангельск. Если только Рыбина там, то, несомненно, она сумеет воткнуть ее куда-нибудь уборщицей, ведь она же член партии, краевой работник.

Багаж у нас еще лежал на станции. Мы пошли, получили его и, как в Вологде, опять стали сортировать: что — ей, что — мне. Ольга совершенно ничего не могла делать, она как будто обеспамятела, двигалась, как автомат. И если она не ревела, то только потому, что знала, что я вспылю, заругаюсь.

Наконец мы закончили сортировку. Ее багаж сдали к отправлению, мой принесли на квартиру к Федьке, на городской станции взяли билеты. На другой день я повел их на поезд. Когда пришло время садиться, она уж больше не могла выдержать, залилась слезами, от рыданий не могла выговорить ни слова. Весь в слезах сидел и Толька.

Когда перед самым отходом я стал с ними прощаться, Толька сквозь слезы спросил: «Папа, ты к нам приедешь?» Я знал, что и Ольга приходила в отчаяние именно от мысли, что мы расстаемся навсегда, что я больше к ней не приеду и ее к себе не позову.

Я не мог не ценить ее ко мне привязанности, но мне хотелось во что бы то ни стало быть с Леонидом вместе. Про нее же я думал, что если она сносно устроится в Архангельске, то постепенно перестанет тосковать обо мне. Но пока решил не отнимать у нее надежды на то, что мы будем еще жить вместе. Если с женой нам сойтись уже будет невозможно, то через два-три года, когда Леонид будет уже почти взрослым, и не будет нуждаться ни во мне, ни в матери, когда мы можем даже стать ему помехой, как теперь Федьке, можно будет снова сойтись с Ольгой, чтобы доживать остаток жизни.

Я дал ей с собой несколько открыток с написанным адресом и велел по приезде в Архангельск сразу же написать, как доехали, в следующей сообщить, как разыщет Рыбину, и потом, как устроится на работу. Но известий от нее не было чуть ли не две недели, хотя, если бы она отправила открытку сразу по приезде, я мог бы получить ее на третий день. Сколько я пережил тревоги за это время, чего только не передумал! Что, думаю, если у нее ночью все утащили, даже и мои открытки? Без них она не знала моего адреса и не могла уведомить меня. А если у них украли и билеты, то их могут высадить где-нибудь в пути, а они без документов и без денег. Или вышла, может быть, за кипятком и отстала от поезда, а Толька там, в вагоне, не будет знать, что ему делать и будет отчаянно реветь.

Но вот, наконец, получаю одну из своих открыток, в которой она пишет, что Рыбину разыскала и уже устроилась на работу в Коопинсоюз[507]. У меня как камень от сердца отвалил.

Проводив Ольгу и Тольку, я на другой же день пошел на разведку насчет работы. В одном из объявлений резино-азбестового комбината (короче — РАК)[508] я прочитал, что требуются рабочие к станкам с предварительным прохождением трехмесячных курсов. Черт возьми, думаю, да это же наиподходящий случай стать до некоторой степени квалифицированным рабочим! На другой день являюсь в контору найма. Там, спросив, имею ли я квартиру, мне сказали: «А зачем тебе курсы? Если есть смекалка, то ты можешь сразу идти к станку и в процессе работы обучишься». Ну что ж, к станку так к станку. Мы, говорят, направим тебя на подошвенный завод. В комбинат входило 6 или 7 заводов[509], но я не знал характера работы ни на одном из них, поэтому мне было все равно, на какой меня направят.

Когда я предстал перед начальником кадров подошвенного завода Ивановой, она сказала: «Мы зачислим тебя на подъемник». Ну что ж, думаю, очевидно, это тоже какой то станок. «Ладно, зачисляйте».

Пройдя все стадии и получив пропуск и справку, что моя смена завтра с 7 утра, я, ликующий, шагал на квартиру: «Вот я и рабочий. Поработаю, а там, глядишь, и квартиру дадут, вон у РАКа сколько домов-то строится». Дома я поделился своей радостью с сыном и сношенькой. Федька радость мою разделил, а Зинушка так себе, по-чужому, ни то, ни се, и мне при ней говорить о своих мечтах не захотелось.

На другой день, встав пораньше, я отправился на работу. Там мне выдали комбинезон и отвели шкафчик, в котором я должен был, приходя на работу, оставлять свою чистую одежду, а уходя, грязную и комбинезон. Такие шкафчики были на каждого рабочего.