Если говорить о геноциде, монголы в этой области стали даже более известны, чем древние ассирийцы, которые уничтожали или депортировали целые народы, и их «достижения» в кровавых убийствах оставались непревзойденными до прихода нацизма. Христианские и мусульманские хронисты единодушны в описании кровавых дикостей. Они с болью повествуют об ужасах, равных которым им не приходилось видеть ранее. Мало кто может остаться равнодушным к безрадостному замечанию Джувейни, написавшего, что было убито так много людей, что их численность едва ли будет восполнена до Судного дня. Рассказы о кровавых бойнях невинных людей настолько сильно затрагивают наши эмоции, что реакция вполне может быть преувеличенной. Не следует забывать и о том, что эти события были ограничены во времени и пространстве. Самое страшное, вероятнее всего, происходило во время кампаний Чингисхана на западе. Печальная участь выпала на долю провинции Хорасан, где некоторые известные города так никогда и не возродились. Несколько меньшей была разруха во время нашествия армий Хулагу сорока годами позже. Но в этом случае остается открытым вопрос: было ли разрушение таких городов, как Багдад и Алеппо, более чувствительным, чем разрушение сложнейшей ирригационной системы Ирака, которая веками распределяла воды Тигра и Евфрата по засушливым бесплодным землям, делая их плодородными. Южная Персия избежала разрушений, успев вовремя сдаться, и ее местные династии правили как вассалы хана. Малая Азия и кавказские царства страдали с перерывами, а в Сирии монгольская оккупация была короткой. В Китае – в этом случае наша информация менее точная – ранние сражения сопровождались обычной жестокостью, но ко временам Мунке политика стала гуманнее. А при Хубилае последнее наступление на Сун сопровождалось ничуть не большим насилием против гражданского населения, чем было обычно для того века. Жизнестойкость человеческого духа так велика, что через тридцать или сорок лет мучительная память о кровавых нашествиях была залечена временем и для нового поколения лишилась своей остроты. Несмотря на страхи Джувейни, численность населения была восполнена его естественным приростом и жизнь потекла, как прежде.
В ходе своего почти чудесного взлета к мировому господству монголы столкнулись с тремя религиозными культурами, отношение к которым у них было весьма неопределенным. Монголы разрывались между верностью шаманизму предков, увековеченному Ясой Чингисхана, и привлекательностью более продвинутого вероучения, обладание которым представлялось признаком более высокой культуры. Из этих трех религий (буддизм, ислам, христианство), которые разделили между ними духовную преданность Азии, ислам вышел из монгольского потрясения усилившимся, а христианство – ослабленным. Далее поговорим о влиянии монгольского империализма на каждую из культур.