Находясь под могущественным покровительством властей предержащих, буддизм, казалось, был обречен на блистательные победы во всей Азии и, возможно, также на возвращение в свою индийскую колыбель, откуда его изгнали. Если Мунке проявлял безразличие к претензиям конкурирующих вер, его братья Хулагу и Хубилай были рьяными буддистами. Завоевания Хулагу принесли его религию в Персию. При его внуке Аргуне (1284–1291) территория была покрыта храмами и ступами (каменное сооружение в форме полусферы, изначально служившее для хранения реликвий Будды и буддистских святых), священнослужителей и монахов массово привозили из Индии, и мусульмане, христиане и иудеи, безусловно, с ужасом взирали на быстрое распространение «идолопоклонничества». Вопрос существования буддизма в Персии ильханов неясен. Итальянский востоковед и переводчик Алессандро Баузани справедливо замечает, что мы услышали о буддистских храмах в Персии, только когда их уничтожил Газан в 1295–1296 годах. Такая же недокументированная неясность окружает буддизм в Золотой Орде. Свидетельства его существования – лишь чуть больше, чем заявление о том, что хан Узбек отметил свое обращение в ислам в 1313 году казнью нескольких бакши. Но этого достаточно, чтобы утверждать: при монголах буддизм впервые проник в Европу. Очевидно, буддизм не обладал привлекательностью для жителей территорий, расположенных к западу от Алтая, где ислам уже пустил глубокие корни в умах и сердцах людей. И когда официальная поддержка исчезла, храмы оказались покинутыми, священнослужители и монахи разбежались, а обращенные поспешно вернулись к своим прежним верам. Заметим, что самая западная граница распространения буддизма до монголов – Бамиан, что в самом сердце Гиндукуша. Там некогда было десять буддистских монастырей, но провинция была исламизирована еще в IX веке.
Зато монгольский пример и заповеди утвердили буддизм в Китае. К моменту смерти Хубилая число одетых в желтые одежды монахов в его владениях превысило 200 тысяч человек, почти все его преемники династии Юань носили буддистские имена или титулы, и конфуцианские историки династии, которые, разумеется, являются предвзятыми свидетелями, сожалели об этом чужеземном извращении, избыточном влиянии лам и неподъемной ноше, взваленной на плечи государства освобождением священнослужителей от налогов. Из преемников Хубилая у некоторых было достаточно политической прозорливости, чтобы понять разумность умиротворения конфуцианцев. Буянту в 1313 году восстановил экзаменационную систему, а Ток-Тэмур (1328–1329), который говорил и писал по-китайски, восстановил разорванную цепь традиций и санкционировал возрождение культа мастера Кунга, которому поклонялись уже сотни поколений. Единственные кочевники, которые когда-либо управляли Китаем, монголы оставили ему двойное наследие: они так сильно укрепили структуру китайского государства, что впоследствии оно никогда не распадалось, даже под давлением варваров с суши и европейцев с моря. И если падение маньчжуров в 1912 году вызвало временный коллапс государственной власти, коммунисты в 1949 году восстановили ее на еще более прочной основе. Кроме того, монголы так плотно внедрили буддизм во все пустоты китайского общества, что он никогда не соединился с конфуцианством и даосизмом, оставшись религией, заслужившей глубочайшую преданность самого многочисленного народа в мире.