В Персии, где монгольское правление исчезло раньше, чем в Китае, такие проблемы едва ли признавались, и уж тем более с ними не старались справиться ильханы, за исключением Газана, во время правления которого были наглядно выявлены опасности, которыми чреват путь реформатора. Приняв ислам, он снизил барьер, отделявший основную массу иранского народа от правящего дома, но одновременно он настроил против себя религиозные меньшинства, христиан, иудеев, зороастрийцев и буддистов, которые до этого извлекали выгоду из терпимого безразличия своих хозяев-язычников. Также он вызвал раздражение монголов, сохранивших преданность традиционным монгольским ценностям, которые были категорически против вытеснения священной Ясы Чингисхана мусульманским шариатом. В отличие от их партнеров в Китае ильханы использовали традиционную персидскую бюрократию, но эти чиновники, обученные в традициях абсолютной монархии, восходящей еще к временам Сасанидов, как представлялось предубежденному монгольскому взгляду, нацелились на превращение ильхана в шаха. Это изменение ускорило принятие ислама правящим домом, и начиная с правления Газана постоянно существовало напряжение между монгольской военной аристократией и местными персидскими чиновниками и государственными служащими. Чтобы восстановить разрушенную экономику государства, требовалась прежде всего полная реконструкция городов и ирригационных сооружений, но это нельзя было выполнить без принудительного труда, а значит, на плечи сельского населения взваливалась еще одна тяжелая ноша. Во-вторых, требовался пересмотр всей налоговой системы, которая стала синонимом тирании и вымогательства. В дополнение к древним мусульманским налогам – харадж (земельный налог), ушр (десятина) и джизья (подушный налог с немусульман) – монголы взимали тамгу – налог с торговых сделок, включая проституцию, и куб кур – древний монгольский налог на пастбища, трансформировавшийся в подушный налог с крестьян. Сборщики нередко взимали налог, в десять или даже в двадцать раз превышавший официально установленные суммы, тем самым повышая свои личные доходы. Получивший инструкции от своих персидских советников, таких как Рашид, Газан знал о таких злоупотреблениях и печальной участи мелких земледельцев, но его попытки исправить ситуацию были лишь частично успешными. Его предупреждения эмирам – «если вы оскорбите крестьянина, отберете его быков и зерно и растопчете урожай, что вы будете делать завтра?» – никто не слушал. Возможно, они лишь увеличивали напряжение между монгольским правящим классом и домом Хулагу.
В аграрном обществе, где владельцы больших поместий угнетают многочисленное беспомощное крестьянство, защита земледельцев должна исходить от сильного правительства, желающего держать в узде своих сильных подданных. Если у монарха это не получается, сельские жертвы тирании поднимаются на бунт, и азиатские монархии нередко свергались крестьянскими восстаниями. Персы, более покорная раса, чем китайцы, возможно, долго терпели, не надеясь на успех и понимая, какая сила им противостоит. Среди своих хозяев они числили диких монголо-тюркских воинов, откровенно презиравших земледельцев и обладавших монополией военной власти в государстве. Там сложилась практика выделения офицерам