Другой причиной оптимизма на Западе являлось очевидное отсутствие какой-либо склонности ильханов к исламской вере, которой придерживалось подавляющее большинство их подданных. Предположительно, ислам в Персии и Месопотамии представлял собой лишь разобщенный фронт, как, впрочем, и христианство. Суннизм и шиизм выступали друг против друга как непримиримые враги, и шииты не испытывали никаких угрызений совести, пользуясь грабежом Багдада и другими возможностями для сведения старых счетов с суннитами, построения своей организации и повышения интенсивности работы по обращению в свою веру преимущественно суннитского населения. Однако позиция ильханов не означала, что они оставались верными шаманизму или безразличными к религиозным вопросам, как это было в дни правления великих ханов в Каракоруме. Они, как мы уже видели, склонялись к буддизму. Абака во время своего правления был убежденным буддистом. Более того, он пытался распространять эту религию среди вельмож своего двора и других своих людей. Говорят, он соорудил буддийские храмы в многочисленных персидских городах и даже в деревнях. Правда, сведения, дошедшие до нас об этих действиях ильхана, содержатся исключительно в христианских и мусульманских источниках, которые, несомненно, исказили факты. В большинстве своем они цитируют несколько злобных анекдотов о роли буддизма, не давая реальной картины тогдашнего положения дел, о котором мы можем судить, лишь критически сопоставляя источники и делая вероятные заключения. Во всяком случае, положение буддизма в государстве ильханов было настолько изолированным, что не было никакой перспективы навязывать его всему населению. Поэтому Абака твердо придерживался принципа терпимости, установленного его предками и прописанного в ясе Чингисхана. Существовала свобода вероисповедания, и предоставлялось освобождение от платы налога всем высшим религиозным чинам, за исключением раввинов, которые в Западной и Центральной Азии были обязаны платить налоги. Таким образом, поддерживая религиозную свободу, Абака действовал вразрез с духом просвещенного деспотизма. Он понимал в свете сложившихся условий, что такая свобода – необходимый фактор внутреннего администрирования. В глазах мусульманина буддисты являлись порочными неверными и идолопоклонниками, и религиозная политика Абаки встречала резкое сопротивление со стороны мусульман, которые, естественно, опасались посягательств в сфере, которая значила для них так много. Абака отвечал взаимностью, изводя ислам, где только возможно. Легче всего это было делать путем поддержки все еще многочисленных христианских сообществ и гарантирования им свободы миссионерской деятельности. Для яковитов и несториан в Месопотамии это был последний золотой век. Росли новые церкви, расширялись миссии, и сирийская литература дала последние спелые плоды, прежде всего представленные энциклопедическими учениями яковитского епископа Григория Бар-Эбрея (умер в 1286 году). Несториане тоже создали ряд весомых литературных трудов. Сотрудничество их церкви с правительством было тесным. И когда в 1281 году умер их патриарх, они избрали на эту должность 35-летнего уйгура (онгута), который принял имя Ябалах III. Он был далеко не знатоком ни в церковном сирийском языке, ни в правительственном арабском языке, но без промедления получил доступ ко двору только в силу своего происхождения и много других свидетельств благосклонности Абаки. Он грамотно использовал свое положение в интересах своей церкви, престиж и влияние которой при нем достигли своего зенита.