История Ногайской Орды

Канай, оставшийся на правобережных кочевьях с ничтожным числом улусников, был, очевидно, полностью раздавлен новыми обстоятельствами. Подданные ушли, русские власти не только не защитили от калмыков, но и выступили чуть ли не заодно с ними, фактически вытеснив ногаев на Крымскую сторону. Бий еще пытался убедить князя Трубецкого наладить оборону от тайшей и затем уговорить соплеменников вернуться, не то те окончательно переберутся в Крым. Но воевода не прислушался к его словам. Тем временем калмыки продолжали набеги, убили брата Каная Хан-мирзу (НКС, 1635 г., д. 6, л. 67, 68). Канай продолжал отчаянные переговоры с астраханскими властями и… оказался в астраханской тюрьме.

В административной переписке причиной этого странного поворота в его судьбе называются ссылки с калмыками. Первые намеки на них появились в 1633 г. До Астрахани дошли вести, будто тайши готовят нападение на нее, сговорившись с неким Канабей-мирзой, который якобы сидит в городе в аманатах. Среди заложников человека с таким именем не обнаружили, а вызванные в Съезжую избу мирзы, жившие по соседству, сказали, что Канабей-мирза им неизвестен, но имя его похоже на «Канай». В тот раз воеводы И.И. Салтыков с Г.В. Житовым твердо заявили: «А Канай князь такова лихово дела не учинит — то дело несхожее» (Миллер Г. 1941, с. 399 — приложение; НКС, 1633 г., д. 1, л. 72); Трубецкой же, похоже, поверил.

Сам бий в челобитных на государево имя недоумевал, не понимая, за что заточен, и клялся, что сидит безвинно, оговоренный изменниками— теми, что «пошли прочь» на Крымскую сторону и давно замыслили «Каная известь» (НКС, 1637 г., д. 1, л. 43, 45). Думаю, имелся в виду кековат Джан-Мухаммед. Именно он в октябре 1635 г. писал Михаилу Федоровичу, будто Канай, сговорившись с Трубецким, заманил улусы кековатовой «половины» к Астрахани да и «калмыкам выдал повоевать. Канаи князь с калмыки… ссылался и сам к ним хотел отъехать, и про то он сам мне сказал, и хотел меня со всеми людми выдать калмыком» (ИКС, 1635 г., д. 4, л. 58). Нелепость навета и нагромождение лжи очевидны. Невозможно представить князя Трубецкого в заговоре с бием, да еще в пользу калмыцких тайшей; нельзя представить, чтобы Канай «выдал повоевать» кековата калмыкам и ему же доверил планы своего отъезда к ним.

Удивлялись и Урмаметевы: «Каная князя в тюрму посадили! И чьему слову поверя, его посадили?! Недругом нашим — калмыком поверя, посадили! Недруг добра не молыт» (НКС, 1636 г., д. 1, л. 92).

Сам Канай объяснял свое заточение озлоблением воеводы из-за того, что все вышло по словам бия: и калмыки напали, и тридцать мирз во главе с кековатом удалились с улусами за Волгу (НКС, 1635 г, д. 6, л. 67–71).

Так или иначе, но уже в 1634 г. глава Большой Ногайской Орды находился под стражей «в калмыцком деле, что он ссылался с калмыки» (НГ, д. 30, л. 2; НКС, 1635 г., д. 1, л. 17). Наверное, в Москве понимали несообразность обвинений против него, однако освобождать не спешили, приказывая беречь его «накрепко», никому не отдавать и ни на кого не обменивать (НКС, 1635 г., д. 1, л. 36).

Разумеется, никакого авторитета среди соотечественников у Каная не стало. С 1634 г. мирзы Большой Орды шертовали и клялись в верности царю, даже не упоминая имени бия. Одна группа аристократов пыталась провозгласить правителем Больших Ногаев Курмаша б. Хана б. Уруса, другая призывала Михаила Федоровича провозгласить бием казыевского лидера Касима (НГ, д. 30, л. 9–13; НКС, 1634 г., д. 1, л. 2; д. 3, л. 166; 1638 г., д. 2, л. 118–126).

Прошло несколько лет. Не зная за собой никакой вины, Канай умолял отпустить его на свободу: «А ныне на старость безвинного меня не вели убить, чтоб на старость мне в дурной славе не умереть» (НКС, 1637 г., д. 1, л. 43, 46). Эта челобитная поступила в воеводскую канцелярию Астрахани 7 января 1637 г., в марте ее уже читали в Посольском приказе. Реакция воевод и дьяков неизвестна. Можно догадываться, что и это прошение оставили без внимания. Имя Каная надолго исчезает из документов. В начале 1639 г. мирзы сообщили царю, что «судом… Божиим тово князь Коная в Асторохани не стало» (НКС, 1639 г., д. 2, л. 6). Кончина бия впервые упоминается в челобитной мирз Урусовых и Тинбаевых, поданной на имя астраханских наместников Ю. Сицкого и Л. Волконского 21 января 1639 г.: поскольку Канай умер, они просили передать «княженье» его брату Абдулле. Перевод челобитной гласит, в частности: «В прошлом… во 146 (1637/38. — В.Т.) [году] тот князь Конаи Тинбаев судом Божиим в Асторохани преставился» (НКС, 1639 г., д. 2, л. 1, 8), т. е. это произошло до 1 сентября 1638 г. Вероятно, смерть настигла последнего правителя Больших Ногаев в середине 1638 г.