История Ногайской Орды

При всем том мы не можем отрицать очевидного факта: у жителей Ногайской Орды совершенно отсутствовали навыки градостроения. Сарайчук, как и почти все известные золотоордынские города, был построен в традициях среднеазиатской мусульманской архитектуры. Эти традиции были ногаями утрачены. Чужеземцы «наймиты», что строили для них дворцы и мавзолеи, были приверженцами строительных канонов Мавераннахра. Когда же мирзы намеревались строить города сами, то просили не каменщиков из Ургенча, а «топорников», «мастеров и лесу соснового хоромы ставити» из России, желая возводить не глинобитные крепостные стены, а частоколы, не мраморные дворцы, а бревенчатые терема (НКС, д. 5, л. 4; Посольские 1995, с. 227). Не дождавшись поставок, пытались городить укрепления по своему разумению — «плести… два плетеня, да межи того земля сыпать» (НКС, д. 5, л. 84 об.). Бий Исмаил откровенно признавался Царю, что «наши люди нагаиские городового дела не знают» (НКС, Д- 5, л. 48).

Ненамного усовершенствовались познания в «городовом деле» и в последующую эпоху. Ногайцы Северного Кавказа второй половины XVII в. возводили деревянные укрепления, копали глубокие рвы, но внутри таких городищ было пустое пространство и лишь изредка ставилась мечеть. Население спасалось там от врагов и собиралось на время зимовья (Эвлия Челеби 1979, с. 53, 54). Строительная квалификация развивалась у позднейших ногайцев главным образом при обустройстве не городских, а сельских поселений, полуоседлых аулов.

Очерк 6 . Отношения с Россией

Историографическая ситуация

За более чем двухсотлетний период своего существования российская историческая наука много раз обращалась к рассмотрению отношений Русского государства с Ногайской Ордой. Большинству суждений по этому поводу был свойствен налет идеологической заданности, а проще говоря — русоцентризм. Имеется в виду, во-первых, взгляд на эти отношения только с позиции русской стороны, во-вторых, рассмотрение ногаев лишь как субъекта внешней политики России, а не равноценного и самостоятельного партнера. При этом заволжские кочевники зачастую воспринимались как сила, враждебная России, и потому связи с ними сводились к категории «борьбы»[405].

Подобная трактовка событий сохраняется и в новейшей литературе. «Большие Ногаи в Заволжье, — пишет В.А. Осипов, — оставались для России пережитком золотоордынского наследия, с которым приходилось бороться дипломатическими и другими средствами в течение длительного времени» (Очерки 1993, с. 29).

В 1920-х годах ненадолго появилась еще одна, противоположная точка зрения — о колониальной экспансии «торгового капитала Московского государства», который руками казаков «почти истребил ногайцев, замыкавших путь по Дону, Волге и Яику», уничтожил туземное степное население: «Методы колониальной политики Москвы ничем не отличались от методов западноевропейских государств в Америке и Африке» (Янчевский 1930, с. 3, 11–14).

Существует также мнение о ногаях как орудии московской дипломатии, ее подспорье в политических комбинациях с Крымом, поволжскими Юртами, османами (см., например: Смирнов Н. 1958, с. 14; Усманов А. 1982, с. 117). При этом подчеркивается усиление ногайского фактора в летние месяцы, когда Орда размещалась на летовьях в Поволжье (Шмидт 1954, с. 212)[406]. Ш. Лемерсье-Келькеже уверена, будто «без помощи или хотя бы нейтралитета ногаев не были бы возможны ни завоевание Астраханского ханства в 1556 г., ни покорение Сибири в 1580-х годах, ни русское продвижение к Кавказу» (North 1992, р. 22). Ногаи при любом из этих подходов предстают как пассивный материал для политического воздействия, для достижения дружелюбия, нейтралитета или, напротив, вытеснения их из занимаемых ими степей.

Оценки методов, при помощи которых Москва достигала этих целей, тоже неоднозначны и порой противоположны. «Используя внутренние противоречия среди ногайцев, русские всегда старались натравить мурз против бека (т. е. общеногайского бия. — В.Т.). Иногда давали мурзам оружие, пушки и даже войска, чтобы мурзы воевали против беков», — читаем у Г. Газиза (Газиз 1994, с. 93; то же см.: Kappeler 1992, р. 91). Е.П. Алексеева и И.М. Аджиев, напротив, считают, что «русское правительство в своих собственных интересах пыталось прекратить в ногайских Ордах внутренние феодальные междоусобицы и часто достигало успеха» (Народы 1957, с. 124).

Наконец, распространенным является мнение, будто ногаи завязывали контакты с Московским государством, руководствуясь единственно меркантильными интересами. Впервые его сформулировал, очевидно, М.М. Щербатов, заявив, что «вся верность и дружба сих народов к России основана была на одной корысти» (Щербатов 19036, с. 782). Действительно, поминки и затем жалованье служили существенным компонентом ногайско-русских отношений, да и сами ногаи понимали, что «мурзам от… государей подарки бывали, чтоб… мурзы на… государевы украины войною не ходили» (НКС, 1632 г., д. 1, л. 142 — слова мирзы Али Уракова).