История Ногайской Орды

Недалеко от впадения Воронежа в Дон, в урочище Казар, где опасно сближались Ногайская дорога и Кальмиусский шлях, в 1586 г. был поставлен город Воронеж. По государеву указу в 1623 г. в этих местах была образована 956-верстная засечная черта. В течение 1630–1650-х годов здесь появилась цепь крепостей: Козлов, Усмань, Коротояк, Острогожск. На пространстве между крепостями расположились десятки сторож. Вся система укреплений получила название Белгородской черты. До XVIII в. в речи населения Воронежского края бытовали выражения «Ногайская дорога», «Ногайская сторона» Дона (АМГ, т. 1, с. 60, 61; Голомбиовский 1892, с. 49, 50; Грамоты 1852, с. 168; Загоровский 1969; Кошелев 1958, с. 204; Очерки 1961, с. 44; Платонов 1898, с. 90).

На других направлениях ногайских вторжений были поставлены крепости Ряжск, Симбирск, Шацк и др. (Любавский 1996, с. 296, 304). Для защиты юго-восточного рубежа правительство должно было постоянно держать здесь десятки (до 60) тысяч ратников (Каргалов 1974, с. 154; Тьеполо 1940, с. 340; Ченслер 1937, с. 59). Хотя оборона от ногаев требовала гораздо меньше сил, чем борьба с крымскими набегами[408], в течение второй половины XVI–XVII в. там возникла мощная система укреплений из рязанских городков-крепостей, Закамской оборонительной черты (в нее входил древесно-земляной Ногайский вал) и засек — Шацкой и трех Ряжских (Заинская 1994, с. 179; Платонов 1898, с. 83; Яковлев 1916, с. 23–25)[409].

Источники отмечают, что Ногайским шляхом пользовались по большей части Малые Ногаи, перед которыми не стояла проблема форсирования Волги. Заволжские же ногаи были отрезаны великой рекой от внутренних российских областей и для набегов использовали удобные «перевозы» через нее. Очутившись на правом берегу, они устремлялись на север по тому же Ногайскому шляху. Основными были переправы на Переволоке, у устьев Самары и Большого Иргиза, а также у Черного Яра, причем М.К. Любавский подметил, что самарской и иргизской переправами пользовались для перехода с Ногайской стороны на Крымскую, а переволокской — наоборот, с Крымской на Ногайскую (Любавский 1996, с. 270).

Начиная с середины XVI в. места «перевозов» постепенно стали оснащаться русскими заставами и крепостями. В 1557 г. был основан Лаишев на правом берегу Камы, около 1571 г. — Тетюшев на правом берегу Волги, ниже Казани, в 1586 г. — Самара, в 1589 г. — Царицын, в 1590 г. — Саратов. В литературе строительство их давно и справедливо расценивается как преграда на путях ногайских вторжений из-за Волги; приоритет в постановке и подробной разработке этого вопроса принадлежит Г.И. Перетятковичу (Перетяткович 1877, с. 240, 241, 284, 313–319, 328; см. также: Любавский 1996, с. 266; Новосельский 1948а, с. 34; Осипов 1976, с. 5; Очерки 1993, с. 5).

Установление русского контроля над переправами уменьшило интенсивность набегов, но не устранило их угрозу полностью. Во-первых, ногаи переправлялись на Крымскую сторону под видом мирных скотоводов при помощи русских перевозчиков, а затем вместо выпаса овец и лошадей отправлялись грабить «украйны» (см., например: НКС, д. 9, л. 196, 196 об.). Во-вторых, с 1570-х годов Большие и тем более Малые Ногаи все чаще объединялись в антироссийских военных акциях с крымцами и все чаще двигались по крымским сакмам, особенно по Кальмиусскому шляху, самому близкому к Ногайской дороге (Акты 18366, с. 410; АМГ, т. 1, с. 57, 393; Наказ 1897, с. 151).

После перекочевки основной массы Больших Ногаев на западную сторону Волги в первой половине 1630-х годов набеги стали, как правило, совместными, и в отчетах южных воевод «крымские и нагайские люди» превращаются в двуединое понятие. К тому же с окончательным распадом Большой Ногайской Орды произошло смешение ее улусов с малоногайскими. Все они вместе с ногаями Крымского ханства (ближними соседями русских «украйн») и составили к середине XVII в. главную военную угрозу для воронежского, царицынского и прочих южных воеводств.

Посольские связи

Русские послы и гонцы[410] направлялись «в Наган», как правило, весной, чтобы застать биев и мирз на близких к России летних пастбищах. В зимнее же время было «послу ити истомно», «итти им в Нагаи невозможно» (НКС, д. 9, л. 102 об., 108; Посольские 1995, с. 316). Периодичность русских миссий зависела от характера текущих отношений с Ордой, но и в пору дружбы и союза к верховному бию снаряжалось обыкновенно нс более одного посольства в год. Чаще послы ездили лишь в чрезвычайных случаях — при переговорах о коалициях или с просьбами о присылке конницы на подмогу царской армии. В 1578 г. бий Дин-Ахмед пенял Ивану IV, что тот присылает послов только раз в два года, на что получил ответ: «И мы к тебе, другу своему, послов посылаем по прежнему, как к отцу твоему к Исмаилю князю, — ежегод, а не в два году» (НКС, д. 8, л. 84 об.–85)[411].