История Ногайской Орды

Но все же нельзя целиком свести эту страницу дипломатической истории к «корысти» и выпрашиванию поминков. Ведь Россия являлась для кочевников не только источником подачек, но прежде всего рынком. Соседство огромного русского рынка определяло и политическую ориентированность значительной части мангытских аристократов на Россию (см., например: Златкин 1983, с. 83, 84; Кидырниязов 1991а, с. 113). Правда, Е.Н. Кушева и С.О. Шмидт увидели причину появления «промосковской» партии также и в «грубом физическом (?! — В.Т.) нажиме турецко-крымских агентов в Ногайской Орде», приведшем к поискам противодействия ему в лице русского царя (Кушева 1950, с. 241; Кушева 1963, с. 186; Очерки 1955а, с. З66)[407].

Работы некоторых исследователей отличаются попытками встроить ногайско-русские отношения в контекст более обширный, нежели политическая конъюнктура середины XVI — начала XVII в. Так, Р.Г. Буканова наметила интересные отличия между связями России с Ногайской Ордой и России с Крымом: непосредственное соприкосновение кочевий с русскими владениями; населенность юго-восточных окраин Московского царства неславянскими народами; более скромные, чем на крымском пограничье, масштабы строительства крепостей в Диком поле и заселения их военно-служилым людом (Буканова 1981, с. 12, 13). А. Беннигсен и Ж. Вайнштейн полагают, что у русских и ногаев имелось общее идеологическое наследие — доставшиеся от Золотой Орды чингисидские традиции (адат-и чингизийе), вследствие чего ногаи чувствовали себя ближе к русским, чем, допустим, к османам (Bennigsen, Veinstein 1980, р. 58).

Весьма любопытные наблюдения содержатся в работе А. Каппелера. Немецкий историк включает ногайско-русские контакты в общую историю контактов Руси и Степи и выделяет их как особый этап этой истории. По его мнению, сохранялись традиционные элементы отношений, сложившиеся еще во времена Киевской Руси: набеги и грабежи со стороны кочевников и противостояние им славян (но при этом привычный способ противостояния — укрепление границы — был дополнен использованием против ногаев касимовцев, донцов и волжских казаков); интенсивные дипломатические сношения и их большая роль в информировании славян о степном мире; оживленная торговля; участие степняков-наемников в войнах на стороне русских и переход кочевых аристократов на службу в Россию (Kappeler 1992, р. 90, 91, 100). Новым же, нетрадиционным явлением стало наступление Руси на Степь, на Поволжье, ее территориальная экспансия в XVI в. В целом ногайско-русские отношения, по заключению А. Каппелера, в XVI столетии прошли две главные фазы. Первая характеризуется тесными политическими и экономическими узами, принципиальным признанием кочевников равными партнерами, хотя и превосходящими русских в степях в военном отношении и не признающими оседлое государство равным себе. Вторая фаза, начинающаяся с завоевания Казани и Астрахани, характеризуется медленным, но систематическим продолжением собирания Москвой бывших золотоордынских территорий и нарушением экономического, политического и военного равновесия в пользу России (Kappeler 1992, р. 100, 105).

Ногайские сакмы

Как бы мы ни подчеркивали дипломатические и торговые аспекты межгосударственного взаимодействия в Восточной Европе, военное соперничество тоже являлось, конечно, важной его частью. Ногайские отряды нередко вторгались на российские окраины, а в союзе с крымцами иногда прорывались и во внутренние области страны. Пути вторжений татар и ногаев на Русь сами русские называли тюркским словом сакма. Оно означает след на земле, оставшийся после прохождения конницы, а в широком смысле — маршрут похода кочевников. По наблюдениям В.П. Загоровского, пути вторжений степняков проходили главным образом по возвышенностям, сухим водоразделам рек; татары и ногаи стремились избегать переправ через реки и заболоченные места, обходили густые леса (Загоровский 1969, с. 52).

Ногайская дорога, или Ногайский шлях, начавшись на Переволоке (царицынской переправе через Волгу) восточнее Дона, шла через верховья его левого притока Битюга. На территории современных Тамбовской, Воронежской и Липецкой областей сакма тянулась по водоразделу между Матырой и Липовицей — притоками Воронежа и Цны, пересекала реку Воронеж на Торбеевском броде (у будущего города Козлова) и далее шла по степной полосе междуречий Польного Воронежа и Челновой, Воронежа и Цны, Польного и Лесного Воронежа. Этот путь считался постоянным и наиболее кратким маршрутом ногайских набегов. В России конца XVII в. считали, будто именно этой сакмой в свое время «и Батый на Русь войной шол». Далее к северу единый Ногайский шлях разветвлялся на несколько дорог, ведущих в места мордовские, рязанские, шацкие (Голомбиовский 1892, с. 49; Загоровский 1992, с. 159, 160; Мизис 1990, с. 18, 19; Новосельский 1948а, с. 79; Панова 1981, с. 8, 9; Платонов 1898, с. 90; Платонов 1937, с. 65, 66; Modem 1981, р. 42, 43).