История Нового Каллена — Недосягаемая (СИ)

Было бы гораздо легче, если бы я могла утонуть в боли, обиде, страхе или хоть чем-нибудь. Но мой внутренний эмоциональный фитиль как будто погас. Хотелось раствориться, чтобы стать невесомой и исчезнуть раз и навсегда. Моя душа была пуста. Арчи на небесах, где ему и полагается быть. Мама и папа там вместе с ним, пока я шкварчу на застоялом масле бессмысленной жизни, где у меня больше никого не осталось. Мой малыш угодил в лапы смерти по моей вине… Потому что искал защиты, а получил…

Реальность содрогнулась, и на мою щеку легла теплая ладонь. Он бережно утирал мои слезы, что-то шептал, и внезапно я осознала, что мир вокруг сосредоточился на его бледном лице с широкими скулами и усталыми глазами. «Лиззи», — он постоянно повторял мое имя, как будто пытался загипнотизировать, и я чувствовала, как дрожу, как цепляюсь за эту иллюзию жизни, что он собою нёс.

Он знал о моей странной семье, погибших родственниках и необъяснимом клане итальянцев, что едва не лишили его жизни, но все же пришел. Он был первым, кого я увидела после бесконечного сна и именно он утешал меня сейчас: продолжал вытирать слезы и стискивал ладони. На меня давила тяжесть от рыданий, и как только я сумела немного успокоиться, мне вдруг стало ощутимо легче. Боль постепенно отступала, на ее место приходила долгожданная пустота. Благодаря ему я хотя бы не чувствовала себя одинокой…

Вокруг нас была совершенная тишина: никто не беспокоил, слезы почти сошли на нет, и будто по моему внутреннему зову, он на секунду закрыл глаза. Перед глазами пестрила самая будоражащая сцена в моей жизни: детское безвольное тельце, пустые стеклянные глаза цвета лазури и смерть. Я вздрогнула и сфокусировалась на лице парня, когда его теплая ладонь призывающе коснулась моей щеки. Он вновь смотрел на меня живыми, настоящими глазами, в которых стояли слезы. А потом случилось то, чего я не могла предвидеть и уж тем более не хотела останавливать.

Его мягкие губы коснулись моих, и я полностью переключилась на эти новые, до странного приятные ощущения, прежде чем смогла оттолкнуть от себя последнюю страшную картинку прошлой жизни, чтобы на секунду ощутить прилив чего-то светлого и теплого. Надежды. Надежды на то, что я смогу это пережить и у меня может быть будущее, которое никто не вправе у меня отнять…

Он оторвался от меня так резко, что с моих губ сорвался прерывистый вдох, а ладонь безвольно упала с постели. Еще чуть-чуть, и мать продавила бы им стену насквозь. Алекс был зол, недоволен, но ни капли не сопротивлялся. Как будто смирился с тем, что это было вне его контроля и не обращал на отвратительную выходку Тани никакого внимания. Он не отрывал от меня живого взгляда, полного искренней тревоги. Его плечи поникли от необъяснимой усталости, а тонкие губы дрогнули в легкой улыбке. Одними губами Алекс произнес: «Я никогда тебя не оставлю», — прежде чем мать грубо вытолкнула его за дверь и громко захлопнула ее перед его носом. Еще никогда я не испытывала такой сильной обиды и стыда. Она все испортила.

— Лиззи, моя родная, — она было попыталась занять то место, где только что сидел единственный человек, что, казалось, необъяснимым образом меня понимал. Я собралась с силами и перевернулась на другой бок, закрывая слезящиеся глаза.

— Таня, поговорим, пожалуйста? — дверь приоткрылась, и оттуда донесся голос Карлайла.

— Малышка, почему ты снова молчишь? Как ты себя чувствуешь, мышонок? — она не обратила внимания на доктора, а я последовала её примеру. Слишком устала. Слишком отвратительно она себя повела. Мне так стыдно, Алекс, прости…

— Лиззи нужен отдых, а с тобой мне нужно поговорить. Идем, — стальной голос доктора оказался совсем рядом, и я услышала грозное шипение Тани, которое мало напоминало вразумительный человеческий ответ. Еще бы. Теперь я вижу, как мало человеческого в ней осталось.

***

Мое тело превратилось в тюрьму. Одиночную камеру, обитую мягким поролоном, чтобы невозможно было себе навредить. Карлайл постарался на славу, и напичкал мой организм таким количеством таблеток, что я просыпалась еще более уставшей, чем была до этого. Зато никаких дурных, изматывающих снов. Тяжелые воспоминания приходили лишь после того, как я начинала сонно ворочаться, а вампиресса нежно окликала меня по имени или ласковому прозвищу. В такие моменты я замирала, как парализованная, крепко закрывала глаза и медленно позволяла воспоминаниям и мыслям наполнить разум, захлестнуть меня с головой.