История о Янаше Корчаке и прекрасной дочери мечника

Никита был во дворе, Дуленба нашёл его в углу, навострившего ухо.

– Что это?

– Кто его знает, – тихо сказал Никита, – или это души каятся, или я уже не понимаю ничего.

– Где?

– Тут, если наступить, слышится стон и вздох.

Полковник не был слишком легковерен: верил в духов, но хуже боялся предательства и Доршака. Стали слушать. Из-под земли доносился глухой стон. Дуленба лёг на камни и прислонился к ним ухом. Через мгновение он встал и сказал:

– Что-то сидит. Это, должно быть, подземелье, а в подземелье будто бы кто запертый.

Когда они так беседовали, смешавшиеся, осматривали, под стеной, грызя фартучек зубами, стояла маленькая Горпинка. Девушка имела какое-то испуганное лицо и вся была дрожащая. Этот белый призрак поначалу также их перепугал.

– Чего эта надоеда тут волочится? – крикнул Дуленба. – Что ты тут делаешь? Шпионишь? Гм? Это, наверно, из двора Доршака.

Никита посмотрел.

– Но это бедное забитое создание.

И обратился к ней:

– Иди ты себе отсюда. Зачем пришла сюда? Двигай, пока цела! Девушка стояла, грызя конец фартука, очевидно, говорить что-то хотела и не смела. То на полковника бросала испуганный взгляд, то снова на Никиту. Выгадав минуту, когда Дуленба на неё не смотрел, она кивнула Никите. Тот приблизился. Он должен был нагнуться даже к её устам, потому что парень был как дуб, а девушка маленькая и миниатюрная.

– Это она там стонет! Это она! Как Бог милый!

– Кто? – спросил Никита.

Девушка опустила глаза и замолчала, и снова грызла фартучек.

– Э! Тогда знайте! – шепнула и обернулась она. – Пан сбежал, значит вы должны её освободить.

– Но кого?

Девушка молчала снова; удивлённый Дуленба ждал, кода кончатся эти шёпоты.

– Что ты там дуришь с этим ребёнком, – прервал он, – времени не т.

Никита не слушал.

– Говори, кого?

– Пани, пани бросили в подзмелье! Татьяна! Он приказал! Татьяна! Татьяна! – повторила она несколько раз, закрыла глаза и украдкой под стеной, как бы испугалась того, что поведала, побежала к воротам, пригнулась, проползла под ними, как кот, и исчезла.

Никита стоял, думая.

– Девушка поведала, – сказал он полковнику, – что Доршак там жену держит запертой.

Дуленба, едва это услышав, судорожно схватил его за руку.

– Где? Как? Человече! Если бы я должен был шею скрутить, её освободить должен, веди! В какую сторону?

Никита, ничего уже не говоря, двинулся к воротам, полковник за ним. Он весь трясся.

– Негодяй! Разбойник! Злодей! – повторял он. – Дайте его мне в руки, на мою ответственность! На ветку! На ветку!

Обежав дом за воротами по кругу, потому что Дуленба не шёл, а летел гневный, вбежали на крыльцо и по ступеням наверх. Дверь была закрыта изнутри. Начали стучать и сильно долбить. Сначала им отвечала гробовая тишина, только когда вдвоём начали выламывать дверь, послышались шаги.

– Кто там?

– Отворяй! – крикнул Дуленба.

В замке отозвался ключ и на пороге показалась та толстая Татьяна с огарком в руке. Диким взглядом она измерила входящих. Её звериное лицо, равнодушное и одновременно хитрое, освещённое блеском света, который заслонила рукой, было полно и сдерживаемого гнева, и тревоги.

– Где твоя пани? – крикнул Дуленба, подходя.

– Разве я знаю, уехала! – с очевидным равнодушием начала женщина. – Что я могу знать.

– Ты лжёшь, – вставил Никита.

Женщина побледнела и начала отходить; Дуленба железную руку положил ей на плечи.

– Говори! – воскликнул он. – Или живой не уйдёшь. Бери ключ и веди.

– Ты заперла её в подземелье по приказанию пана, – сказал Никита. В руке женщины дрогнул огарок, она повернулась к Деленбе.

– Что вам до его жены! Что вам до неё! Она с ножом на него бросилась, яростная, она безумная. Это их дело – не ваше, а он отомстит. Её отпускать нельзя!

– Веди, не болтай, – воскликнул Дуленба, – немедленно.

Татьяна хотела вырваться из его рук, но с другой стороны схватил её Никита, и вырывалась напрасно… Огарок покатился на землю, но, по счастью, не погас и Дуленба ловко его поднял одной рукой. Безумными глазами глядя напрасно вокруг, как бы искала спасения, Татьяна начала от злости плакать.

Дуленба воскликнул: «Веди!»

– Отпустите меня! – воскликнула она наконец, словно от отчаяния.

Полковнику было так важно освободить несчастную женщину, что он тут же выкрикнул:

– Отпущу, когда её найдём.

– Клянись Богом! – воскликнула Татьяна.

– Клянусь Богом!

– Троицей!

Эта настойчивость должа была бы породить подозрение в полковнике, но он загорелся так судьбой узницы, что не обратил ни на что внимание и поклялся.

Татьяна велела ему повторить присягу и тогда только двинулась.

Не выпуская её из рук, шли они молча вперёд через комнату, в которой был ещё открытый шкаф с побега Доршака, а у окна работа его жены и шёлк, беспорядочно брошенный, потом через пустую спальню, через сени, из которых лестница вела вниз, до закрытого подземелья. Когда отворили его дверь, Татьяна начала дрожать, указала рукой: там.

– Веди! – настаивал Дуленба.