Шли снова по лестницам. Подземелья были пустые. Татьяна надеялась, может, вырваться, убежать и запереть за собой дверь, потому что их молча обвела по пустым подземельям. Тут не было ни следа, не слышно никакого голоса. Полковник начал железными руками сжимать её так, что Татьяна зашипела от боли. Она начала стонать и плакать. Они остановились в подземелье, середину которого занимал камень с железной ручкой, она указала на него ногой…
В момент, когда Никита нагнулся его поднять, она дёрнулась, но Дуленба, схватив её обеими руками, сжал так, что она упала на землю.
Крышка поднялась легко… закрутилась маленькая лестница вниз.
– Крикни! Позови! – отозвался Дуленба.
Никита нагнулся над чёрным отверстием и начал кричать как в лесу… В молчании прошла минута. Им казалось, что услышали шелест. Татьяна вся дрожала… Болезненный голос отозвался из глубины.
Никита по-прежнему звал. Ждали. Бледная, измождённая, изменившаяся в лице, с безумными глазами показалась под отверстием женщина, спутанные волосы спадали ей на плечи, покрытые грязным платком. При виде этого привидения Дуленба вскрикнул, Татьяна закрыла глаза, словно хотела скрыться…
Никита подавал руку.
– Выходите, пани, – сказал он, – и не бойтесь, Доршака нет… сбежал…
Как бы ещё не понимая и не узнавая никого, женщина постоянно водила по ним глазами, подняла исхудавшие руки, потёрла веки. Стояла, не смела идти дальше. Силы ей изменяли. Никита, почти силой схватив её за руку, вытянул молчащую, ошеломлённую в верхнее подземелье… Она тут стояла, всматриваясь в Дуленбу, словно хотела его распознать и не могла. Заметила Татьяну и с тревогой отступила.
– Это она, это мой палач, – воскликнула она.
– Я невинна, – стонала Татьяна, – я слуга.
– Пойдёмте из подземелья, – воскликнул Дуленба голосом, слыша который, женщина задрожала и начала всматриваться ещё внимательней.
Не отпуская Татьяну из страха какого предательства, Дуленба толкнул её перед собой. Молча вышли из подзмелья на лестницу. Женщина пробовала несколько раз вырваться от полковника, напрасно. Только когда оказались в жилых помещениях и Доршакова упала на подушки, Дуленба забыл о Татьяне и отпустил её. Прежде чем они заметили, она бросилась к дверям и исчезла.
Дуленба с невыразимым сожалением всматривался в эту красоту, которая его некогда восхищала.
– Вы меня не узнали, – сказал он, – а я тот несчастный Дуленба…
– Где же этот человек? Где эта женщина? Почему вы здесь?
Трудно было ответить сразу на все вопросы. Сперва её успокоили, что мужа бояться нечего, а Татьяна, его наперсница и правая рука, очевидно, сбежала. Она начала плакать. Полковник сел при ней и мгновение так смотрел на её слёзы, не говоря ничего. Никита тем временем звал на службу Горпинку, которая, плача, упала к ногам пани, и оставил их, сам спеша на мост и в город.
Свободного времени не было.
Вся ночь была бессонной и полной тревоги – от страха, волнения, ран и чрезвычайного усилия в защите мечниковой и Ядзи, Янашек получил лихорадку. Хотя Дуленба ручался, что раны от татарских стрел были не опасней укуса комара, однако же, несколько из них вонзились в тело глубоко, а удаление из раздрожало раны. Корчак потерял много крови, прежде чем её смогли остановить. Трудно его было успокоить и удержать на ложе, он постоянно вскакивал с великим криком, желая бежать на помощь.
Непрерывно слыша из его уст имя своё и матери, Ядзя не могла удержать слёз. Её голос успокаивал его на какое-то время; он упивался им как музыкой.
Он поглядывал в ту сторону, откуда его слышал; потом сами собой закрывались веки… засыпал и вскакивал под впечатлением страшных снов, в которых повторялась утренняя сцена.
Ни Ядзя, ни мечникова, по счастью, не были ранены; долг следить за собой и людьми добавлял им сил, хотя и они чувствовали себя измождёнными.
Достаточно было вспомнить ту минуту, как перед ними появлялись отвратительные лица диких, один из которых уже почти клал руку на плечи пани Збоинской. Ядзя также ходила как в лихорадке, но всё время занятая Янашем, не имела времени размышлять о своём страшном приключении.
Она готовила травы, приготавливала бинты, потихоньку молилась, и так проходила ночь. Мечникова знала, что если что можно сделать, то ксендз Жудра с Дуленбой и Никитой предпримут оборону замка. Она не расспрашивала, потому что напрасно. С полуночи уже видя свет в окнах, а сам не ложась, ксендз Жудра постучал в комнату, в которой сидела задумчивая мечникова.
– Моя пани, вы должны сами пойти отдохнуть и панне Ядвиге то же это рекомендовать. Где же панна Ядвига? Спит?
– Где там, отец мой! Сидит при ложе Янаша. Не могу её от него оттянуть. Правда, что честный парень за нас страдает.
– Я выручу и если нужно, побуду при нём до утра, а ей время отдохнуть. Бог знает, будем ли спать следующую ночь.
– Иди же, отец мой, и пришли её ко мне. Я полагаю, что и Янашу также было бы лучше, чтобы заснул.