История о Янаше Корчаке и прекрасной дочери мечника

Двое человек, пользуясь сумерками, уже под мостом столбы обернули соломой, обливая смолой и дёгтем. Никита побежал в замок с новостью о пещере непосредственно к полковнику, который в комнатке ксендза Жудры ожидал дня, ложиться вовсе не думая. Попивал, что ему давали, перекусывал, чем нашлось, зевал и неустанно болтал, и выглядывал в окно, не пора ли к своим, чтобы сразу дать замку подкрепление и вовремя людей прислать.

Когда Никита со своей обвязанной головой появился в дверях, Дуленба как раз повествовал ксендзу в подробностях, как влюбился в Агафью и как она тогда выглядела. Клял, вздыхал и пил, весь разгорячённый тем, что ему судьба подарила вызволить её сегодня из этой ужасной темницы.

– До первой встречи с Доршаком, – говорил он, – за это жестокое обращение с женщиной будет висеть, как я жив.

– А ты что скажешь? – сказал он, обращаясь к Никите.

– Всё, что можно было сделать, то уже сделалось. Мост готов к поджогу. Из местечка множество людей тянется в нижний замок, чтобы спрятаться, и всё, что имеют из припасов, берут с собой. Но, – молвил он, – если бы мы заблаговременно укрепились, был бы, может, лучший способ, чем в замке их ждать.

Он почесал голову.

– Что же такое? – спросил полковник.

– Люди тут знают о пещере, в которой не один раз скрывались от татар.

– Думаешь, что Доршак и татары о ней не знают?

– Так говорят.

– Разве не было тут уже таких историй, когда по несколько сотен людей душили дымом в этих пещерах? – сказал Дуленба. – Там, когда выследят, нет спасения, здесь, по крайней мере, можно защищаться, а хотя бы полечь честно.

Едва наступил день, Дуленба велел седлать коня. Прощаться с мечниковой не было времени, ибо ждать не мог, а будить не хотел. День обещался быть туманным и слякотным. Полковник, хорошо подкрепившись, шёл уже с доспехами, мисиуркой и двумя саблями, из которых одну держал в руке, вниз во двор. Кони стояли подкованные. Во дворе было полно тянущихся из города возов и людей, которые дольше ждать не хотели. Лагерь закладывали в нижнем замке, где едва можно было протиснуться. Евреи, русины, армяне, валахи кочевали под стенами при кучах своих вещей, узелков и мешков, которые сюда притащили. Особенный вид был у этого напуганного люда обоих полов, лежащего и сидящего на земле: женщин с детьми у груди и на коленях, телег, на которых детвора дремала, укрытая свитами, блеящих овец, скота, связанных кое-как коней и снующих среди толпы старцев.

Старый Авраам со спокойствием человека, который выполнил, что мог, надел посмертную рубашку, обвязал руку и признёс молитву, не обращая внимания на то, что его окружало. Замок уже был полон, а из городка ещё припозднившиеся тянулись через мост и раскладывались в воротах и на валах. На мосту с рассвета стояла стража. Дуленба уже собирался сесть на коня, когда на ум ему пришла Агафья, и его взяла охота попрощаться с ней.

Таким образом, он пошёл к кирпичному дому и, как ожидал, нашёл её в том же месте, где оставил, на подушках, прижавшуюся в угол и как бы бесчувственную. Горпинка, сидя на земле у её ног, дремала.

– Уезжаете, полковник, и оставляете нас? – воскликнула, вскакивая, Агафья. – Тогда мы здесь пропадём! А я попаду снова в руки этого злодея.

– Есть кому оборонять замок, – говорил Дуленба, – нет причин бояться. Я за командой рад не рад должен ехать, потому что и сюда нужно прислать людей в помощь. А почему вы должны пропадать?

– Кто же лучше него знает замок? – прервала Доршакова. – Много же мы тут лет живём! Каждый угол он осмотрел сто раз. Я сама слышала от него, что знает о такой вылазке, которой, правда, из замка можно выбраться, но и в замок попасть. Разве он этим теперь не воспользуется?

Доршак немного подумал.

– Ну, хотя бы там какая дыра была, – сказал он, – не может в неё больше людей входить, как по два, тогда их тут те мечниковцы, решительные парни, как крыс раздавят.

Агафья подняла на Дуленбу чёрные глаза и горько улыбнулась.

– Они, наверное, давиться не будут, – молвила она, – достаточно бы бочку пороха подложили, тогда кусок стены взорвут и людей убьют.

Полковник схватился за голову…

– Не может этого быть! Не может! Не говорите даже о том. Бог милостив, не допустит. Прежде чем они соберутся, тут будут мои люди, осадим стены и с глаз их не спустим… Ружья у них хорошие, к замку приблизиться не дадут.

– Дай-то Боже, – восликнула Агафья, – и если будем жить, полковник, заклинаю тебя, отошли меня к родителям, я тут умру, они изведут меня или уморят.

Дальше Дуленба не хотел слушать, не в состояни ничем помочь, поцеловал её руку и вырвался, как безумный. Во дворе он сел на коня, повернул голову, прощаясь с Никитой и ксендзом, и только на мосту послышался стук копыт.

День подходил к своей середине, но туман был всё более густым. Далёких гор вдоль долины уже нельзя было разглядеть. Поставленные на башне стражи имели приказ криком и выстрелом давать знать о каждом движении в долине и в этом случае столбы моста должны были немедленно поджечь.