История о Янаше Корчаке и прекрасной дочери мечника

Среди людей были разные мнения. Некоторые утверждали, что поддались напрасной панике, по той причине, что татары не решаться, иные считали, что раньше завтрашнего дня быть не могут. Гадали, в какую пору дня их следовало ожидать.

Кто мог взобраться на стену, поглядывал сверху. Некоторые сидели на крышах. На случай штурма, пожилые люди наготовили камней, кладя их кучами, так как, по старому обычаю, только ими можно было защищаться, не имея достаточно пушек и пороха. С первого двора вынули практически всю брусчатку и весь мусор стянули.

По мере того, как спокойно проходило время, в сердце входила надежда.

– Не решаться, – говорили.

Но никто обратно в городок не уходил. Наступил полдень, туманная долина лежала тихая и пустая.

Наверху уже с наступлением дня, едва поспав, все встали. Ксендз, сдав Янаша, который наконец уснул глубоким сном, готовился к отправлению святой мессы, хотя почти всю ночь провёл в бдении. В маленькой часовенке собралось несколько особ, мечникова с дочкой опустились на колени, все горячо молились, было, за что благодарить и что просить. Странный ропот из нижнего замка людей, которые там собрались, доходил даже сюда, прерывая молитву.

Так начался этот день неопределённости и тревоги.

Ядзя мгновенно хотела бежать наверх, но мечникова её мягко задржала:

– Подожди, дитя моё, – сказала она, – не прерывай его сон, ему его много нужно. Ксендз Жудра даст нам знать, пойдём вместе.

Ядвисия зарумянилась. Она поглядела на мать, ничего не отвечая, и села грустная.

Ксендз застал наверху Янаша глубоко спящим и смотрящую за ним женщину, также сломленную сном.

Он сел с бревиарием около ложа, дожидаясь пробуждения.

Так прошёл, может, час – послышался вздох, потом крик, и Янаш вскочил, водя вокруг испуганными глазами.

Ксендз Жудра слегка взял его за руку.

– Перекрестись, – сказал он, – опомнись, ну и поведай мне, как себя чувствуешь.

Только спустя немного времени Корчак мог ему ответить, собрав мысли и остыв от ночных грёз.

– Чувствую себя немного слабым, – произнёс он.

– А боль в ранах?

– Невеликая. Что происходит с мечниковой?

– Все здоровы, по Божьей милости.

– Что это за ропот? – спросил он, настораживая уши.

Ксендз задумался над ответом, когда вошёл Никита.

– Что это за ропот? – повторил Янаш.

– А ну, люди из городка, их тут полный двор, – промолвил Никита, не понимая, чтобы нужно было что-то утаивать, – всё это притянулось из страха.

Янаш посмотрел.

– А что за страх?

– А татары! – воскликнул Никита. – Все говорят наверняка, что их Доршак сюда приведёт…

Только теперь Янашу всё постепенно должно было объясниться, а Никита пропел ему даже историю Агафьи. Янаш внимательно слушал.

– Что же сделали для обороны замка?

Придворный с гордостью рассказал, как отлично распорядился.

– Слава Богу, – сказал Корчак, – сегодня не чувствую себя плохо, должен встать, чтобы также на что-то пригодиться.

Ксендз хотел его остановить.

– Не думай, благодетель, – ответил он.

– Никакая людская сила меня к ложу не привяжет, когда есть опасность. Горячка прошла, раны не значат ничего, а делать есть что!

– Подожди только мгновение, прошу тебя, – сказал ксендз, – пока я не вернусь.

Никита забавлял его разговором, когда ксендз Жудра выскользнул и пошёл уведомить мечникову, которая сразу сама собралась идти. Ядзи советовала остаться, но девушка так грустно и испытующе посмотрела на мать, что, в конце концов, она позволила ей идти с собой.

Среди беседы с Никитой обе вошли; Янаш задвигался и зарумянился.

– А пани! – воскликнул он. – Простите, я уже давно на ногах быть должен, стыдно мне, что лежу.

– Запрещаю вашей милости двигаться – под послушанием, – отвечала мечникова. – Нет никакой потребности и опасения. Люди вообразили себе, что на нас и тут могут напасть татары, что их Доршак приведёт, но это чистые сны и страхи.

Мечникова ещё говорила, когда громкий крик послышался из нижнего замка. Все задрожали, Никита сразу побежал…

Минуту продолжалась тишина, потом ропот. Все побежали к окнам, но отсюда ничего не было видно. Ксендз Жудра уже должен был выбраться на разведку, когда вернулся запыхавшийся Никита.

Он имел в руке кусок жёлтой бумаги и немного сконфуженную мину.

– Кто их знает, что это, – сказал он, подавая бумагу, – какой-то человек от гор, свистя галопом, прилетел к мосту, а на мост бросил бумагу и затем назад в лес ускакал. Невозможно было за ним пуститься на коне.

Мечникова, Ядзя, пришедший как раз ксендз Жудра, собрались над этой таинственной бумагой, пытаясь прочесть.

Это было непростой вещью, потому что письмо нечитаемое, с ошибками, бледное, неизвестно, на каком языке написанное, было трудным для понимания. Род печати, сплетённой из каких-то букв, выбит был в нижней части. Должно быть, это был знак дьявола.

Татары грозили нападением на замок, уничтожением, огнём и мечом или требовали выкуп, который был оценён по значимости, а кроме того, отдачи всего имущества Доршака, его слуг, жены, запертой в подземелье.

– Но какая вероятность, что откупившись, завтра не будем подвергнуты нападению? – сказала мечникова.