Снова утекла минута.
– Она, Татьяна.
– А! – воскликнул Никита. – И что, что?
– Она тут не напрасно.
– А где же она?
Девушка пожала плечами.
– Разве может об этом кто знать?
– Всё же говоришь, что вернулась?
– Потому что видела, как она вкрадывалась, а потом, о хо! она знает тут все лазейки, мышиные дыры – она здесь пани, её здесь никто не найдёт.
Она нагнулась к Никите.
– Я сидела под сараем, когда она вошла, испуганная. Скользнула, словно уж, увидела меня, подбежала. «А, ты здесь, змея?!» Она меня называет змеёй! Она сама хуже змеи! И в ухо мне крикнула: «Как слово скажешь кому, что меня видела, задушу!»
Она на мгновение замолкла.
– Разве она не может задушить? Может, но я не могу молчать. Она столько христианских душ готова загубить! Она может. Она может.
Она докончила движением головы и руками.
Никита слушал удивлённый и беспокойный одновременно.
– Говори же, где её искать? Как тебе кажется?
Горпинка сильно подняла плечи и вытянула руки, теребя в них фартучек.
– Разве я знаю, – начала она, – здесь подземелья и подземелья и под подземельями подземелья, везде, даже в стенах какие-то проходы. Кто тут что найдёт! Тут страх жить и души злые и люди злые могут укрыться. Один тут подстароста знает, а Татьяна вторая, потому что она давно у него, она здесь и госпожой была.
Она вдруг замолчала. Посмотрела на задумчивого Никиту и начала отходить к стене. Собиралась убежать. Она медленно кралась к воротам, огляделась вокруг и умыкнула.
Никита не принял так близко к сердцу того, что объявила ему Горпинка. Ему казалось, что ни одна женщина ничем угрожать им не может и что это даже не стоит вспоминать. Таким образом, он встал, чтобы осмотреть часовых и успокоить невыносимый шум на первом дворе, потом взглянуть на мост, потому что там нужно было внимательней стеречь, чтобы вовремя поджечь. Вечером ожидали подкрепления от Дуленбы. Послеобеденное время прошло быстро и начал падать сумрак, а обещанных солдат не было. Даже казалось, что прибыть уже не могут. Опасаясь, чтобы люди на мосту не пренебрегали своими обязанностями, потому что тут постоянно крутилось достаточно бедняков из городка и втягивали их в разговор, Никита один тут решил побыть ночь.
Ночь была самая опасная. Янаш также вышел поглядеть стражу и объявить порядок между укрывшимися, угрожая тем, что если бы сохранять его не хотели, он должен будет удалить их из замка.
Таким образом, они быстро утихомирились и всё, казалось, идёт по плану, только Дуленба обещания не сдержал. Что с ним стало? Или задержался? Или на него в дороге напали, легко сделав засаду? – догадаться не могли. В ближайших лесах было спокойно. В долине до вечера ничего не промелькнуло. Ночь опустилась быстро, потому что туман и тучи зависли над всей околицей, и пошёл мелкий дождь, словно надолго…
Янаш ложиться вовсе не собирался: было необходимо бдить. Вечером пришла лихорадка, но та скорей помогла, чем навредила, давала силы, хоть ценой жизни и временно. Кто же считается с годами, когда дело идёт об исполнении святого долга?
Обернувшись плащом, Корчак решил ходить от одной страже к другой и присматривать за людьми, которых легко могла усыпить видимая безопасность. Всё то, что он и Никита слышали в замке от людей, убеждало, что Доршак, знающий местность отлично, мог сам привести татар. Татьяна, которую видели крадущейся, готова была помочь им проникнуть внутрь какой-нибудь неизвестной дорогой, могла подбросить огонь. Тёмная ночь облегчала подкрадывание под стены. Люди не могли отгадать, с какой балки можно было ожидать нападения поэтому должны были следить со всех сторон. Счастьем, ночь была тихая, цокот копыт можно было услышать издалека.
Люди настораживали уши. В замке наказывали молчание и часовые только имели право отзываться.
Несколько раз ходил Янаш на одну и другую башню, пытаясь рассмотреть густую темноту, но ночь покрыла свет такой толстой заслоной, что едва можно было отличить небо от земли.
Мечникова, сознавая опасения, разделить их хотела с другими, не ложилась, поэтому, и ходила с чётками по комнате, думая о доме, о муже, о ребёнке и возвращении в Межейевицы. Беспокоило её то, что Дуленба не мог сдержать слова, а людей было немного, Янаш слабый и никто заменить его не мог. Посылала несколько раз узнать о нём, пошёл ли отдохнуть – ей отвечали, что он не возвращался в комнату и бдил с другими.
Ксендз Жудра, хотя весьма охотный, рыцарское дело забыл и маленькой мог быть помощью.
Мечникова разговаривала с ним, когда Ядзя, которая долго ходила от окна к окну, вырвалась незамеченная.
Она потихоньку сбежала с лестницы, на которой теперь постоянно горела лампа, и проскользнула к главным дверям, надеясь найти Янаша. Здесь не было никого, только люди, отдыхающие при костре в большой комнате, которая служила кухней челяди и гаупвахтой, громко разговаривали.
Она выглянула из дверей во двор, тут было темно, тихо – и дождь стекал каплями по крыше.