– Я узнал от полковника Дуленбы, – отозвался прибывший, – что здесь, быть может, в людях нуждается пани мечникова Збоинская. Меня судьба тут приговорила на бездеятельность, а вернее, его величество король, так как он приказал мне с полками остаться на пограничье и охранять свои и чужие владения. Из обязанности поэтому спешу на подмогу.
Янаш поклонился.
– Меня зовут Яблоновский, я каштеляниц брацлавский, – сказал молодой человек.
– Мы очень благодарны вашей милости за помощь в злую пору, ибо нам тут татары угрожают.
– Я обо всём слышал, – сказал прибывший. – Татары обноглевшие, а скорее, разъярённые, быть может, покусятся, но мы не дадим им смеяться, – добавил каштелянец и ударил по сабле.
– Затем, прошу в замок, – промолвил Янаш.
– Кто же вы? – спросил Яблоновский.
– Я Янаш Корчак, слуга пана мечника, – сказал со смирением молодой человек, кланяясь, – заменяю командира, когда лучшего вовремя нет. В замке удобств иметь не будете, я боюсь, но сделаем, что можно, дабы кони и люди голодными не были. По той причине, что в нижнем замке множество людей схоронилось, прошу вас на верхний.
Корчак имел время, приблизившись, присмотреться к каштелянцу. Была это такая красивая и панская фигура, с таким благородным лицом, вместе мужественным и в то же время полным серьёзности и доброты, что в него можно было влюбиться с первого взгляда. Яблоновский выглядел по-рыцарски и имени, уже хорошо заслуженному, делал честь выправкой, которая обещала в будущем храброго вождя. Голубые выпуклые глаза, немного смеющиеся большие уста, золотистые подкрученные вверх усики, лицо белое и свежо румяное, молодость почти девичьего изящества мимо воли притягивали взгляд. При виде входящего люди в первом дворе, почуяв в нём какого-то старшину, поднялись с земли и поздоровались с ним невыразительным бормотанием. Вид людей и коней прибывающих рождал некоторую надежду. В порядке прошли они первый двор и повернули во второй, где их стражи приветствовали весёлым возгласом. День делался всё более ясным. Ксендз Жудра, который только что встал, вышел на крыльцо, удивился и обрадовался, видя подмогу. Тогда сразу обдумали место для коней при стенах, люди напросились в комнаты и низины, а Янаш, прося прощения у каштелянца, что не принимает его, как следовало бы от имени мечникова, повёл за собой наверх.
Яблоновский, хотя выглядел по-пански, но был человечным и великим льстецом. Янаш представился ему как слуга, но в то время это не вредило значению человека, когда у брата шляхтича был на службе. Они были маршалками воеводы у князей Острожских, а потомок самого прекрасного имени мог быть у старшего слугой. Поэтому каштелянец был к нему вежлив и почти бесцеремонным, но Янаш держался немного вдалеке.
Поднявшись наверх в немного пустую комнату и сбрасывая с себя плащ, каштелянец весело воскликнул:
– Вы оговорили свой замчик, солдату так много не нужно! Ради Бога! За воротник не течёт! Окна почти целые, а в камине остаток огня светит. Это больше, чем человек смел пожелать.
– Слава Богу, что вы нетребовательный, соблаговолите гостить тут, – сказал Янаш, – а я сбегаю что-нибудь выпросить, чем бы вы разогрелись после ночной слякоти.
Корчак спустился вниз, когда на второй половине встретил уже одетую мечникову. Он посмотрел на неё – сердце его сжалось, он вспомнил вечерние слова Ядзи, поцеловал руку матроны.
– Господь Бог нам подкрепление прислал и, наверное, более сильное, нежели могли ожидать. Вместо людей из чужеземного подразделения от полковника Дуленбы у нас есть каштелянец Яблоновский со своей кавалерией, более десятка храбрых солдат. Каштелянца нужно бы чем-нибудь принять, полевки подогреть…
– Иди к нему, я всё приготовлю и пришлю. Могли бы сойти и вниз к нам, потому что мы одеты и уже после молитвы, а я рада бы познакомиться с сыном, потому что отца знаю хорошо, и поблагодарить его за желанную помощь.
Янаш вернулся наверх, чтобы уведомить Яблоновского, что его просила мечникова.
Молодой человек как раз немного отряхивался и потягивался, потому что переодеваться, по-видимому, не имел во что, а так как о своём красивом лице знал и помнил, в зеркальце Янашка он пригладил усики. Волосы на голове, хотя коротко постриженные, сам скрутил в косы, и когда снял шапку и всё лицо открылось, казался ещё более красивым. Янаш также имел молодость и редкое изящество, но не шёл в сравнение с паничем, молодость которого, хотя рыцарская, но без заботы, пробегала весело. Теперь зной, раны, тоска Корчака сделали парня почти невзрачным.
– Дуленба мне о вас рассказывал, – молвил Яблоновский, – но я надеялся найти вас в ложе, не на ногах, так как были тяжело ранены.
– Но не время лежать и болеть, – ответил весело Янаш. – Чувствую себя уставшим и ослабленным, впрочем, ничего серьёзного.