История о Янаше Корчаке и прекрасной дочери мечника

Ядвига поцеловала матери руку, почувствовала крестик, который ей мать нарисовала над лицом, и вышла. Мечниковой было не до сна. Первый раз она имела такой значительный разговор с дочерью и чувствовала себя очень неспокойной. До сих пор эта привязанность совсем её не тревожила; теперь глубже в словах Ядзи вычитала значение. Девушка исповедалась перед ней, открыла ей сердце. Мечникова испугалась. Этот день приносил новую тревогу, какую до этих пор не имела. Дети полюбили друг друга – слишком. Невинное чувство могло в каждую минуту извергнуться пламенем. Для материнского сердца было в этом что-то устрашающее. Сирота, молодой человек без дома и семьи, посмел поднять глаза на Ядзю! Мечникова не могла даже допустить ничего подобного, ни в коем разе разрешить. Не пришло ему это в голову, как до сих пор матери. Следовательно, надлежало как можно быстрее их разделить под каким-нибудь предлогом, чтобы опасной привязанности не дать разрастись чрезмерно. Мечникова имела надежду, что выполнит это ловко и наименее болезненно для обоих.

Она была уверена, что Янаш не мог мечтать о мечниковне, и это её утешало; парень был слишком скромный, покорный и помнящий ту бедность, из какой его вырвали. Ему она также вовсе не приписывала, что чрезмерной близостью он вызвал это чувство, но размечтавшейся головке девушки и буйной молодости, которая всегда имеет полное сердце и избыток его выливает на мир и людей, не смотря, кто достоин любви.

Всякий раз, как в её голову приходил её муж, достойный и благородный пан мечник, она дрожала, он был покорным во многих вещах, но мечтал о прекрасной судьбе для дочери, может, гораздо более прекрасной, чем у матери…

Что бы сказал он, если бы ему хоть в шутку упомянули Янашка? Он любил его как ребёнка, это правда, но социальные слои в его сердце и голове укладывались в определённом порядке, которого ничто, даже самая большая любовь, нарушить не могло.

Думая так, мечникова пришла, однако, к убеждению, что страхи её были напрасны, что ребёнка она не поняла и что согрешила избытком заботливости.

Перекрестилась, помолилась, успокоилась… и, утомлённая, когда в окна уже заглядывал серый день, упала на стул, сломленная сном.

В замке было великое движение.

Никита сам побежал в городок к знакомому Аврааму за советом и съестными припасами. Сверх чаяния всю семью застал на ногах. Тут уже ведали обо всём, что произошло, и побеге Доршака, а старик заключил также, что на замок нападёт орда.

Как раз один из семьи собирался идти просить, чтобы их приняли в замок, так как набег должен был сначала достигнуть безоружного городка.

– Забирайте с собой как можно больше живности, – воскликнул Никита, – и не затягивайте с переселением в замок, потому что (тут шепнул ему на ухо) мы спалим мост.

– Я это хотел говорить, – сказал Авраам, – иначе сопротивляться трудно.

Говоря это, старик потянул его на сторону.

– Доршак сбежал? Никита начал с запалом рассказывать о судьбах предателя и его жены. Старик качал головой и беспокоился всё сильнее.

– Ну, вся надежда на Дуленбу, он нас может спасти, его татары бояться – он один им страшен; а ну…

Авраам не договорил и нагнулся к уху Никиты, но, как бы одумавшись, ничего не сказав, отошёл, давая знак рукой, что это ни на что не пригодилось бы.

– Говори, – подхватил Никита.

– У нас есть лучшее укрытие, нежели замок, а ну, уже, может, поздно для него. В городке о нём знает только не более двух или трёх человек. Доршак всегда напрасно старался его открыть. Скрывали его перед ним. Уже несколько сотен лет прошло, как в нём скрывались люди от нападения дичи.

– Где?

– В горах, недалеко есть пещера, в которую попасть, кто не знает, невозможно. Она уже многим тысячам спасла жизнь, но – слшком поздно для неё, а белым днём нельзя.

Никита выглянул в окно: на небе едва серело.

– Если бы это было надёжно, пусть бы пани и паника укрылись, мы бы замок защищали.

Авраам тоже пошёл к окну.

– Поздно, – сказал он, – прежде чем выбируться, прежде чем выедут, наступит день, ничего не готово.

– Поэтому в замок, – прибавил Никита, – можете укрыться и вы и кто с вами будет, но припасы забирайте… Ежели татары до ночине подойдут, ну, а пани захочет, можем будущей ночкой схорониться в пещере.

Никита вышел, а хотя день ещё едва обещался, в городке встретило его много людей. Все ходили неспокойные… гнали рогатый скот, нагружали возы, некоторые просились в замок, иные молча выбирались в горы и долины. Почти все были уверены, что татары придут. Знали Доршака.

Некоторые, вздыхая, смотрели на свои дома, которые должны были пойти с пламенем. Не много верящих в то, что орда не решится, что полк Дуленбы её напугает, хотело остаться в городе. Но и те переносили вещи в поздемелья и ямы, искали укрытия, чтобы в первые минуты спрятаться в них, если бы напала орда. Они знали, что никогда татары долго не осаждают и в городе удержаться не могут – что только первое их нападение самое страшное. Взяли ли тут же замок или нет, осаждать его не могли.