История о Янаше Корчаке и прекрасной дочери мечника

Тут Пацук немного заколебался.

– На ночь нас закрывали в подземелье, мне и колодки на ноги надевали.

– А мечник? – спросила дрожащим голосом пани Збоинская.

– Не смели ему их класть, – сказал слуга. – Беды и голод, и нужду мы испытали великую; только мечник один не терял ни хорошего расположения духа, ни мужества. Меня уже достало это до смерти. Если бы на пана не смотрел и в нём упрёка не видел, думаю, что я землю бы уже грыз… однажды, когда мы так сидели наверху в комнате, а служба порасходилась, потому что при ней говорить было небезопасно, оттого, что некоторые из них понимали что-то из нашего языка, говорит пан мечник мне: «Пацук, я тебя узнать не могу. В перину не прятался, а стонешь и киснешь хуже, чем я. Ну, тогда иди отсюда к чёрту!» «Вольные шутки ясного пана» – сказал я. – «Не в шутку тебе это говорю; ты мог бы и сам быть вольным и мне сделать услугу, потому что люди через тебя доведались бы, где я есть и что со мной делается». – «А как же отсюда убежать?!» – спросил я. – «Желание только и мысль. – сказал пан. – Я бы давно это учинил, но немного староват… Ты молодой и найдёшь способ отсюда вырваться. Одежду и так дали тебе, что по ней не узнают. Нескольким словам научился от них. Подумай только!» – Вот эти панские слова привели к результату; принялся с этого дня думать, каким способом ускользнуть. Не очень также они за нами, а скорее, за мечником, ради выкупа присматривали. В подземелье, в котором они нас закрывали на ночь, я начал копать. Я имел отдельный угол. Утром выносил землю, которую ночью выгребал руками, а яму кирпичами закладывал. Копая целую неделю, я только почувствовл, что мне немного осталось, чтобы выбраться на волю. Яма была такая, что силой и мощью я едва мог протиснуться. Дом стоял на пожарище, неподалёку от замка. Однажды я сказал пану: «Завтра иду; что пан прикажет?» – «Гм, – сказал мечник, – другого распоряжения не даю», – прошу прощения, ясно пани, но это собственные слова господина, – «Не будь глупцом и не дай поймать себя, скажи, что меня турки тут держат, а найдётся кто, пусть меня обменяет или выкупит». – Поцеловал я руку пана, он перекрестил меня. Ночью, когда все спали, я влез в яму, ещё её за собой закрыл и очутился на дворе. Пешком убегать не было возможности, должен был искать коня. Я знал, где была конюшня, потому что каждый день должен был коней им чистить; я вошёл в неё и, уже не ища седла, едва наложив узду, шагом выехал из города. Бог наградил их слепотой, что меня не увидели. Я пустился на счастливый жребий, если конь вырвется. Утром я был в саду в Германии. Тут меня проводили, слишком оглядывая как редкость, а так как конь был, хотя я его в потёмках брал, самый лучший, сразу у меня там его немецкий полковник присвоил себе. Счастье, что и меня вместе с ним друзья не взяли в неволю. Встретил наших панов, которым я всё рассказал, а с фурами прибыл в Краков. Оттуда уже пешком.

Слушали Пацука, не прерывая.

– Его величество король уже знает обо всём, – прибавил он в итоге, – и дал своё слово, что хотя бы десять самых лучших пленников пришлось отдать, пана мечника заменой получит без выкупа.

– И с выкупом не будет трудно, – воскликнула мечникова. – Но кем же воспользоваться?

Выступил Янаш.

– Я должен и обязан ехать: либо неволю с паном разделить и в ней ему служить, либо его из неё освободить. Я поклялся в этом себе.

Мечникова взглянула на него.

– Хороший из тебя ребёнок, – сказала она, – но ты знаешь, на что нарываешься?

– Сдаётся мне, что при Божьей помощи справлюсь, – отозвался Корчак. – Где-нибудь его величество король найдётся, или в поле, или на возвращении, сначала я должен ехать к королю, потом туда, где пан мечник, хотя бы…

Он неокончил, Збоинская плакала.

– Если бы я не была женщиной, пошла бы сама… Езжай, ваша милость! Отдохни сейчас и наберись сил! Поговорим об этом завтра.

– Я бы и дня не хотел откладывать, – отозвался Янаш, – думая о той неволе, всех жестокостей которой Пацук, наверное, нам рассказать не мог. Каждый час дорог, зачем откладывать? Великое время!

Мечникова задумалась.

– Завтра, – сказала она, – или, скорее, сегодня, потому что, если не ошибаюсь, уже светает. Иди, отдохни, я помолюсь и поразмыслим, что надлежит делать.

Действительно, светало, когда, наконец, Янаш пошёл в своё прежнее жилище, но тут об отдыхе нечего было и думать; нужно было готовиться к другому путешествию, более тяжёлому, чем первое. Войда, который его отвёл, Пацук, Никита, все сошли к нему поговорить, повздыхать и доведаться одни от других, те о Падолье, другие о мечнике. Не заметили, когда в окнах засветился белый день, часовенный колокол созывал на святую утреннюю мессу. Ксендз Жудра уже был в ризнице, весь двор, множество людей из деревни, челядь, чиншовники, смотрители, всевозможная служба сбежалась приветствовать пани мечникову.