История о Янаше Корчаке и прекрасной дочери мечника

Рад был что-нибудь узнать о мечнике, но шляхтич ему в этом послужить не мог. Остаток дня ушёл на отдых и воспоминания о неволе. Спустились и другие любопытные и проговорили до ночи. На следующий день начал Янаш крутиться, дабы попасть к королю в замок и достать информацию о мечнике. Все советовали ему идти так, в чём был, что также Корчак и сделал. Но попасть к королю в замок было нелегко, потому что весь Божий день дворы были полны сенаторами, духовенством, иностранцами, военными, толпами всякого вида и языка. поэтому Янаш доложил о себе, как возвратившийся из неволи, и ждал.

Было с ним немногим более десяти освобождённых, поэтому, Собеский их вместе до целования руки допустил. Он имел настоящую гетманскую память, ибо кого раз увидит, особенно в поле и войске, черты его тут же запоминал, а часто и фамилию.

Заметив Янаша, он встал и долго думал. Ударил себя в лоб.

– Где я вашу милость видел? – отозвался он.

– Под Зечином, наисветслейший пане, когда я с выкупом за мечника Збоинского прибыл.

– Уже знаю. Да, – сказал Собеский, но лицо его покрылось облаком, – и оба с мечником красиво себя вписали как два вертопраха. Что же ваша милость не остановили старого, он чуть жизнью не поплатился?

– Я невиновен, наияснейший пане, – отозвался Янаш, – мечника никакая сила не остановит, когда на него такая минута придёт.

– Я его знаю, сие правда, – сказал король, – и вы отбыли хорошее покаяние. Турки выдавали вас за умершего при обмене, а потом на выкуп посадили, а всё-таки как-то удалось.

– Я прибыл к стопам вашего королевского величества благодарить.

– Слава Богу, слава Богу и Бога благодари, не меня. Мечник вас уже вроде бы оплакал, так как ему донесли, что вы умерли. Обрадуется, когда живым увидит.

Король смотрел на него.

– Ну, выглядишь как возвращающийся из неволи, отдохни тут, – сказал он, – а имеешь какой грош за душой или нет?

Янаш смолчал.

– Несомненно, как турецкий святой из Турции возвращаешься, – добавил он, смеясь, и сразу обратился к стоящему за ним маршалку двора:

– Велите ему отсчитать двадцать червонных золотых, а я с мечником рассчитаюсь.

Янаш поклонился.

– Я бы не хотел здесь отдыхать, – произнёс он, – и просил бы, чтобы мог сразу ехать.

– Ну, тогда езжай, а мечнику скажи, пусть поправится и если он сколько-нибудь ко мне расположен, должен снова идти со мной. А ваша милость? – спросил Собеский.

– Если бы пан мечник согласился, я считал бы себя счастливым, когда бы ваше королевское величество позволило меня взять под свою хоругвь, хотя бы в иностранный авторамент, ибо, как сирота, отряда не имею, с кем идти.

– Это тебе даже следует, – отозвался король, – потому что на турках нужно реванш взять за то, что от них натерпелись. Езжай-ка, езжай, а когда поткрепишься, и место тебе найдётся.

Король дал ему руку для поцелуя и на том аудиенция окончилась. Выходящему Янашу маршалок дал двадцать дукатов; Янаш вышел из замка уже только думая, как бы скорее добраться до Межейевиц.

Прежде чем отправился в замок, он зашёл утром в костёл; стало быть, не оставалось ничего, только спешить в гостиницу, попрощаться со Збилутовским и думать об экипаже, по той причине, что на коне ослабевший Янаш так измучился от тряски, что на нём уже путешествия отбывать не мог. Итак, он пошёл прямо к Збилутовским. Едва он показался в дверях, выглянув из другой комнаты, товарищ воскликнул:

– Вот и он!

А затем выглянула седая голова и всё в морщинках лицо сгорбленного незнакомого человека. Старик был какой-то жалкий, покорный, убогий, в потрёпанном и залежалом длинном контуше, который раньше был сделан на фигуру лучшей полноты, потому что он на нём висел, как на колышке. Маленькими прижмуренными глазами, нахмурив лоб, он долго всматривался в прибывшего. Збилутовский смеялся.

– Узнаёте друг друга, ибо это одна кровь, вы оба Корчаки.

Только теперь Янаш догадался, что это был тот славный Шкварка, который некогда отказал ему в приюте, зарекаясь, что у него госпиталя нет.

Поэтому издалека он ему очень поклонился и не думал навязываться. Шкварка же, расставив обе руки, подошёл к нему с чрезмерной нежностью обнимать, говоря шепелявым и тоненьким голоском:

– Дорогой! Корчак! Боже мой, наша кровь, из неволи! Из турецкой! Дай обнять тебя, мой голубок!

Янаш дал обнять себя, поцеловал его в плечо, уже почувствовал несвежесть контуша, но затем отступил. Старый Корчак сел и как на радугу смотрел на него прижмуренными глазами, повторяя: «Голубочек!»

– Пан Корчак, – рассмеялся Збилутовский, – очень хотел вас повидать. Ведь вы кровные.

– Думаю, что далёкие, – отпарировал Янаш.

– Далёкие или не так уж, голубок мой, – сказал старик, – твой дед был Фабиан, а с моим отцом Себастианом рождены были, да, дорогой мой. Нам в семье всегда несчастливилось. Воля Божья, кого любит Бог, тому крест посылает, да, мой голубок! Ваш отец всё потерял, мой также; я не имел ничего, вышел в свет в залатаной рубашке.

– Но вы зато замечательное наследство приобрели, – сказал Збилутовский.

Старик потряс руками.