История о пропавшем ребенке

«Нет, конечно», – принужденно засмеялась я. Всю дорогу мне пришлось доказывать – в первую очередь Эльзе (мрачная Деде шла молча), что никаких детей у меня больше не будет, что они мои любимые дочки и других мне не надо. После этого у меня еще два дня болела голова и я плохо спала по ночам. Разумеется, этот вопрос Лила задала мне не просто так, и его оказалось достаточно, чтобы испортить такую прекрасную встречу. Я убеждала себя, дескать, ничего не поделаешь, она неисправима и вечно будет усложнять мне жизнь. Но дело было не только в том, что она взбаламутила Деде и Эльзу. Лила метила и попала точно в цель – в тот тайный уголок моей души, где пряталась жажда материнства, впервые давшая о себе знать десять лет назад, в доме Мариарозы, когда я взяла на руки Мирко. Это было абсолютно иррациональное побуждение, нечто вроде природного зова, которому невозможно сопротивляться. Я догадывалась, что мне не просто хотелось ребенка – мне хотелось такого же ребенка, как Мирко, ребенка от Нино. Ни Пьетро, ни рождение Деде и Эльзы не помогли мне избыть это желание. Зато я снова испытала его, когда после стольких лет увидела сына Сильвии, и особенно – когда Нино сказал, что Элеонора беременна. С тех пор это желание преследовало меня неотступно, и Лила своим острым глазом это заметила. Она решила поиграть со мной – как с Энцо, Кармен, Антонио, Альфонсо. Не говоря уже о Микеле и Джильоле. Это была ее любимая игра: сначала она вся такая милая и ласковая, а потом толкнет тебя легонько, ты пошатнешься и разобьешься вдребезги. Теперь, значит, она вздумала проделать этот трюк со мной и с Нино. Она выдала всем мою тайную дрожь, которую я сама старалась в себе не замечать, как учатся не замечать подергивание собственного века.

В своем новом доме на виа Тассо, одна или с кем-то, я целыми днями мучительно размышляла над все тем же вопросом: «А детей от Нино ты рожать собираешься?» Но теперь его задавала мне не Лила – я задавала его себе сама.

36

Я стала часто бывать в квартале, особенно когда Пьетро приезжал повидаться с девочками. Я доходила до пьяцца Амедео, спускалась в метро, иногда останавливалась на железнодорожном мосту и смотрела с него на шоссе, иногда ограничивалась прогулкой от туннеля до церкви, но чаще отправлялась воевать с матерью, чтобы та показалась врачу. Я подключала к уговорам отца, Пеппе и Джанни, но мать продолжала упираться, и им крепко от нее доставалось, стоило только заикнуться о ее здоровье. На меня она просто орала: «Заткнись! Если я и сдохну, то из-за тебя!» – и выгоняла меня или, хлопнув дверью, запиралась в туалете.

Лила продолжала демонстрировать таланты, которые давным-давно первым заметил Микеле. Элиза невзлюбила ее не только из-за ссор с Марчелло: Лиле в очередной раз удалось обвести вокруг пальца все семейство Солара – она воспользовалась ими и их же обскакала. Недавно созданный Basic Sight приносил все больше славы и денег. Уже никто не воспринимал Лилу как просто удивительно одаренную девчонку, способную любому влезть в голову и в душу и навести там свой порядок, а тому, кого невзлюбила, доставить немало неприятностей. Теперь она поражала окружающих умением научиться тому, в чем никто не понимал ровным счетом ничего, разве что догадывался, что на этом можно неплохо заработать. Дела у них шли настолько хорошо, что Энцо уже подыскивал помещение под офис, чтобы не тесниться больше в коридоре между кухней и спальней. Впрочем, Энцо, тоже далеко не дурак, оставался лишь исполнителем, а заправляла всем Лила – она решала, что делать, а от чего воздержаться. В общем, не будет слишком большим преувеличением сказать, что новые правила жизни в квартале формулировались следующим образом: будь таким, как Марчелло и Микеле, или таким, как Лила.

Может, это превратилось у меня в навязчивую идею, но в то время я все чаще замечала, что близкие ей люди становятся похожими на нее. Однажды, например, я столкнулась со Стефано Карраччи – сильно растолстевшим, изжелта-бледным, плохо одетым. Никто не узнал бы в нем того молодого коммерсанта, за которого Лила вышла замуж, тем более что он потерял все свои деньги. Но даже в тех немногих фразах, которыми мы успели перекинуться, он, как попугай, повторял слова бывшей жены. Ада относилась к Лиле с почтительным уважением – еще бы, ведь та давала Стефано денег на жизнь, – и тоже (это бросалось в глаза), подражала ей, копируя ее жесты и смех.