История о пропавшем ребенке

Моя дочь, светленькая, румяная, сидела раскрыв рот, и из глаз ее ручьем текли слезы; увидев меня, она протянула ко мне ручки. Тина, темноволосая и белокожая, смотрела на Имму непонимающим взглядом; когда появилась ее мать, она не двинулась с места, но четко произнесла «Мама», словно просила, чтобы ей объяснили, почему подружка плачет. Лила подхватила на руки обеих девочек, принялась целовать мою, вытирая ей слезы губами и шепча что-то ласковое.

Я стояла ошарашенная: Тина уже четко говорила «мама», выговаривала каждый звук, а ведь Имма почти на целый месяц старше, но не говорит ни слова. Я расстроилась еще сильнее. 1981 год подходил к концу. Мне придется уволить Сильвану. Месяцы летят, а я до сих пор не знаю, о чем писать. Я не успею сдать книгу в срок, останусь без поддержки, мне больше не будут доверять. У меня нет будущего, я всю жизнь буду зависеть от денег Пьетро, одна, с тремя детьми, без Нино. Нино больше нет, с Нино покончено. Наружу снова вырвалась та часть меня, которая продолжала любить его, но не как во Флоренции, а как в детстве, в начальных классах, когда я подсматривала, как он выходит из школы. Я судорожно искала предлог, чтобы простить его, несмотря на все унижения. У меня не хватало сил прогнать его из своей жизни. Где он сейчас? Разве возможно, чтобы он даже не искал меня? Я подумала об Энцо, который так спешил занять девочек, о Лиле, которая освободила меня от всех хлопот, выслушала и постаралась сделать все возможное, чтобы мне стало легче. Я поняла наконец, что они все знали еще до моего приезда.

– Нино звонил? – спросила я.

– Да.

– Что сказал?

– Что это была глупость, просил, чтобы я была с тобой рядом и объяснила тебе, что сегодня все так живут. Трепло.

– А ты что?

– Бросила трубку.

– Он перезвонит?

– Еще бы он не перезвонил!

Я почувствовала себя ничтожеством.

– Лила, я не могу жить без него. Все так быстро закончилось. Я ведь разрушила свою семью, переехала сюда с двумя дочками, родила третью. Почему все так?

– Потому что ты ошиблась.

Мне не понравилась эта ее фраза, в которой я услышала эхо старой обиды. Она обвиняла меня в том, что я совершила ошибку, несмотря на ее предупреждения. Она указывала мне, что я хотела ошибиться, а значит, ошиблась и она: никакая я не умная, я дура.

– Я должна поговорить с ним, нам надо объясниться.

– Хорошо, только девочек оставь у меня.

– Нет, как же ты с четверыми?

– С пятерыми. Есть еще Дженнаро: с ним труднее всего.

– Вот видишь! Я возьму их с собой.

– Даже не думай.

Мне пришлось признать, что без ее помощи мне не обойтись.

– Оставлю их у тебя до завтра: мне нужно время, чтобы все уладить.

– Что ты собралась улаживать?

– Не знаю.

– Решила остаться с Нино?

Я почувствовала, насколько ей противна эта мысль, и едва ли не крикнула:

– А что мне еще остается делать?

– Единственное, что тут можно сделать, – бросить его.

Конечно, для нее это было единственное правильное решение, она всегда хотела, чтобы все именно так и закончилось, и не скрывала от меня этого.

– Я подумаю, – сказала я.

– Ни о чем ты не подумаешь. Ты уже все решила: сделаешь вид, что ничего не было, и начнешь все по новой.

Я хотела свернуть разговор, но она накинулась на меня, сказала, что я не должна собой разбрасываться, что мне уготована другая судьба, что, если я и дальше буду продолжать в том же духе, потеряю себя окончательно. Я понимала, что она сердита и ради того, чтобы удержать меня от очередной глупости, скажет мне то, что я безуспешно пыталась вытянуть из нее все последнее время. Мне было страшно, но я должна была узнать правду. Разве сегодня я прибежала к ней не затем, чтобы все прояснить?

– Если тебе есть что сказать мне, говори.

Она решилась. Посмотрела мне в глаза, но я их опустила. Она сказала, что все эти годы Нино бегал за ней. Предлагал ей снова быть вместе и до того, как связался со мной, и после. Особую настойчивость он проявил, когда они везли мою мать в больницу. Пока мать осматривали врачи, он клялся ей, что был со мной только ради того, чтобы чувствовать себя ближе к ней.

– Посмотри на меня, – сказала она. – Я знаю, я очень жестокая, потому что говорю тебе жестокие вещи, но он хуже меня. Его жестокость хуже моей. Его жестокость – это жестокость пустышки.

78

Я вернулась на виа Тассо в полной решимости окончательно порвать с Нино. Дома никого не было, в квартире царил идеальный порядок. Я села напротив балконной двери. Жизнь в этой квартире закончилась, причины, по которым я переехала в Неаполь, за эти пару лет тоже себя исчерпали.

С нарастающей тревогой я ждала, когда он объявится. Я просидела несколько часов, заснула, потом резко вскочила: на улице стемнело, разрывался телефон.

Я побежала снять трубку, уверенная, что звонит Нино, но это был Антонио. Он звонил из бара в нескольких метрах от моего дома, спрашивал, не могу ли я к нему прийти. «Поднимайся ты ко мне», – сказала я. Он поколебался, но согласился. Я нисколько не сомневалась, что его подослала Лила.

– Она не хочет, чтобы ты натворила глупостей, – объяснил он, силясь говорить на итальянском.

– А ты что, можешь мне помешать?

– Да.