Меня переполнила гордость. За несколько секунд ко мне не только вернулась вера в себя, меня отпустило напряжение. Я с детским энтузиазмом говорила о своей книге, слишком часто смеялась и задавала издателю вопросы, провоцируя его на новые похвалы. Я поняла, что он воспринял мой роман как автобиографический, о жизни в самой бедной и неблагополучной части Неаполя. Он сказал, что боялся моего возвращения в родной город, уверенный, что оно негативно отразится на моем творчестве, но теперь должен признать, что ошибся. Я умолчала, что книга была написана много лет назад во Флоренции. «Роман очень жесткий, я бы сказал, мужской, но в то же время очень тонкий. Это огромный шаг вперед, вне всякого сомнения». Затем он перешел к обсуждению деловых вопросов: он хотел перенести выход романа на весну 1983 года, чтобы лично отредактировать текст и написать хорошее предисловие. С легким сарказмом он прибавил: «Я разговаривал с твоей бывшей свекровью. Она говорит, что читала первоначальный вариант текста и он ей не понравился. Похоже, ее вкусы устарели, если только дело не в ваших семейных разногласиях, которые помешали ей составить объективное мнение».
Я быстро подтвердила, что некоторое время назад давала ей прочесть первую редакцию. «Вижу, что неаполитанский воздух помог твоему таланту проявить себя в полную силу», – на прощание сказал он. Трубку я положила в крайнем возбуждении. Я мгновенно изменилась, стала очень ласкова с дочками. Издательство выплатило мне авансом остаток гонорара, наше финансовое положение укрепилось. Я вдруг иначе взглянула на город и – особенно – на квартал: теперь я понимала, что это важная часть моей жизни, что избегать ее не следует, ведь в ней заключена едва ли не главная составляющая моего профессионального успеха. Я как будто одним махом перескочила пропасть, отделявшую меня от умения радоваться за себя. Слова издателя не только сулили мне литературное признание, они подтверждали, что я сделала правильный политический выбор. Как он сказал? «Это, без сомнения, огромный шаг вперед»? Ну да, я не сказала ему, что писала книгу во Флоренции и что мое возвращение в Неаполь никак не могло на ней сказаться. Но сюжет романа и его персонажи были связаны с кварталом, как и его кульминация. Аделе не хватило остроты восприятия, чтобы понять идею романа. Его не понял бы никто из Айрота. Не понял бы и Нино, видевший во мне всего лишь очередной эпизод из бесконечного списка своих побед над женщинами, ничем не отличимый от прочих. Но, и это было самое главное, его не поняла и Лила. Он ей не понравился своей излишней жесткостью, и, говоря мне об этом, она в кои-то веки расплакалась. Но мне не нужна была ее похвала, я даже радовалась, что она ошиблась. Я с детства привыкла во всем доверять ее мнению, а тут у меня как будто камень с души упал. Мне стало окончательно ясно, что я не она, а она – не я. Ее авторитет больше не имел для меня значения, мне хватало своего. Я почувствовала себя сильной. Из жертвы собственного происхождения я превратилась в его хозяйку, способную придать ему любую форму, отомстить ему за себя, за Лилу и за всех остальных. То, что тянуло меня вниз, стало точкой опоры, позволяющей взмыть вверх. Июльским утром 1982 года я позвонила Лиле:
– Ты меня уговорила. Я снимаю ту квартиру над тобой. Я возвращаюсь в квартал.
82
Переселялись мы в разгар лета, переездом занимался Антонио. Он привел нескольких крепких парней, они вынесли мебель из квартиры на виа Тассо и перевезли ее на новую квартиру в квартале. Квартира была темная; я перекрасила стены, но даже это ее не спасло. Я боялась, что обстановка покажется мне невыносимой, но на удивление легко с ней смирилась; пыльный свет, едва пробивавшийся в окна из-за близко стоящих соседних зданий, напоминал мне о детстве. Кто возмущался, так это Деде и Эльза. Они росли во Флоренции и в Генуе, в залитой солнцем квартире на виа Тассо и мгновенно возненавидели плиточные полы, маленькую темную ванную и доносящийся с шоссе шум грузовиков. Но протестовали они недолго, потому что получили немало плюсов: каждый день виделись с тетей Линой, их позже будили по утрам, так как до школы было два шага, им разрешили одним гулять во дворе.
Я с энтузиазмом принялась заново осваивать квартал. Записала Эльзу в свою начальную школу, а Деде – в среднюю, где тоже училась сама. Я восстановила знакомство со всеми, кто меня помнил: и со стариками, и с молодежью. Пригласила на новоселье Кармен с семьей, Альфонсо, Аду и Пинуччу. Проблемы возникли с Пьетро. Он был страшно недоволен моим решением и не считал нужным скрывать это от меня.
– Включи здравый смысл, – убеждал он меня по телефону. – Как можно заставлять наших дочерей расти там, откуда ты сама сбежала?
– Я не собираюсь заставлять их тут расти.
– Но ты же переехала! Отдала их в свою школу! Неужели они не заслуживают лучшего?
– Мне надо дописать книгу. Я могу работать над ней только здесь.
– Давай тогда я на время заберу девочек к себе.
– Имму ты тоже заберешь? У меня три дочери, и я не собираюсь разлучать младшую со старшими.