История одиночества

Второй характеристикой была принципиальная двойственность этой деятельности. Курение принадлежало к большой группе развлечений, которые в зависимости от контекста и наклонности практикующего могли быть как социальными, так и одиночными. Прогулка, игра в карты, собирание пазлов, рукоделие, уход за домашними животными, собирание марок, походы в кино, чтение – у всего этого была своя персональная и своя коллективная форма, причем между ними можно было перемещаться – или же концентрироваться скорее на одном конце спектра, чем на другом. В курении, как и в других увлечениях, важна была свобода выбора между модусами действия. Печально известный рекламный провал: в 1959 году была запущена новая марка под названием The Strand с изображением одинокого человека, который мог привлечь к себе внимание, лишь открывая пачку. Потребитель хотел видеть себя не вечным аутсайдером, а субъектом действия, который может сам выбирать, в чьей компании ему находиться[752]. Степень, до которой никотиновая зависимость угрожала свободе воли, не признавалась до 1980-х годов. Зато все знали о социальной привлекательности курения. Подраставшие мальчики хотели подражать в этом отцам[753]. Согласно большому исследованию «Массового наблюдения», проведенному в период расцвета потребления табака, начиналась эта привычка как форма имитации:

Примерно каждый второй курильщик приписывает свои первые эксперименты какому-то социальному мотиву: желанию подражать или произвести впечатление, обрести умение держаться в обществе, уверенность в себе или же избежать ощущения оторванности от коллектива. Не более трети называют схожие причины, говоря о продолжении курения в дальнейшей жизни. Женщины, которые, как правило, начинают курить в более позднем возрасте, чем мужчины, особенно подвержены социальному давлению; их первым шагом в курении часто является принятие предложенной сигареты, вторым – покупка пачки для ответного предложения; их инициация, как правило, проходит на вечеринках, общественных собраниях, а в военное время – в бомбоубежищах или медпунктах[754].

Переход от эпохи сигар и трубок к пачкам по двадцать сигарет демократизировал социальную функцию. Курительная комната в зажиточном доме или в лондонском клубе была местом мужского общения[755]. Она определяла мужскую сферу в противоположность женщинам, которые должны были быть не в состоянии терпеть клубы табачного дыма. Временное уединение ради сибаритского наслаждения ритуалом подготовки и выкуривания трубки или сигары одновременно определяло привилегированное положение этих мужчин и заряжало их энергией для новых достижений в общественной жизни. Писатель Джеймс Барри описал важные мелочи, характерные для таких практик. «Когда-то я был членом клуба для курильщиков, – вспоминал он, – где мы тренировались выпускать колечки. В конце года самый успешный из нас получил приз – коробку сигар. Да, были времена. Я часто думаю о них с тоской. Мы встречались в уютной комнате на Стрэнде. Как хорошо я до сих пор это вижу; всюду лежат расписания, с помощью которых мы могли раскуривать наши трубки»[756]. В эпоху Woodbine такие групповые ритуалы чаще проводились в кафе и пабах. Как заметил Стивен Грэм, «нет сомнений в том, что курение в компании – это этикет. Оно дает ощущение единства и вместе с тем является источником определенного удовольствия»[757].