История одиночества

Такой доступный жест, как предложение сигареты, помогал преодолеть разрыв между знакомством и дружбой. Моменты неловкости скрадывались паузой в разговоре для прикуривания или затяжки. В отличие от трубки, которую нельзя разделить, или дорогостоящей сигары, сигарета легко превращалась из личного удовольствия в социальное[758]. К середине XX века она была частью ритуального действия на всех уровнях экономики и в любом месте отдыха. «Курение, – отмечали в «Массовом наблюдении», – является эффективным средством в завязывании знакомств, в облегчении контактов как в деловых, так и в формальных случаях, создающим общую атмосферу расслабленности»[759]. Потребность в таких жестах возросла в военное время. На фронте сигареты были валютой и инструментом, укрепляющим товарищеские отношения в условиях скуки и опасности[760]. В тылу они возмещали разнообразные угрозы сетям близости и дружбы. «Многочисленные текущие опросы, – сообщали в «Массовом наблюдении» в 1941 году, – показывают, что в настоящее время многие люди особенно нуждаются в социальных контактах и социализированных интересах, которые стали менее доступными и более желанными из-за войны. Здесь курение вновь выступает как своего рода разрешение или замена»[761].

Эти опросы почти не предвещали эпидемиологических исследований, которые Ричард Долл и его коллеги начали публиковать в 1950 году. Уже давно продолжались протесты и врачей, и некурящих, говоривших о запахе, гигиене и различном воздействии на здоровье, но ни зависимость, ни рак в исследованиях масштабов военного и послевоенного потребления табака не фигурировали[762]. «В глазах врачей, – гласил доклад «Массового наблюдения» за 1949 год, – …сигарета представляет собой возможный источник плохого самочувствия и инфекционной болезни, и были проведены многочисленные эксперименты, чтобы доказать или опровергнуть возможные пагубные последствия вдыхания, сверхкрепкого табака и т. д. По большей части такие эксперименты не привели к существенным выводам, по крайней мере консультанты страховых компаний не считают, что курение вредит здоровью»[763]. Долгая борьба за признание связи курения с раком легких и другими смертельными заболеваниями в конце концов привела к сокращению потребления табака до нынешних показателей: чуть менее 20 % мужчин и 15,3 % женщин[764]. Существовавшая в середине XIX века связь с доходами поменялась на противоположную: те, кто зарабатывает меньше 10 000 фунтов стерлингов в год, курят в два раза чаще, чем те, кто зарабатывает свыше 40 000 фунтов. Растущее медицинское и социальное неодобрение, подкрепленное законами 2006 и 2007 годов о запрете курения в общественных местах, повлияло на дух содружества среди курильщиков[765]. Кучкующиеся в дождь и ветер на специально отведенных для них площадках под открытым небом, они связаны теперь общим ощущением преследования.

Тем не менее, несмотря на аспекты социальной связанности, сигару, трубку или сигарету всегда курили в одиночку. На протяжении всей современной эпохи в культуре потребления табака отмечалась связь между ним и одиноким потребителем. «Люблю тебя, – признавался капитан Марриет в 1832 году, – неважно, предстаешь ли ты в форме сигары или в сладком благоухании растворяешься в миршамовой чаше; моя любовь к тебе сильнее, чем любовь к женщине! Ты – мой спутник в одиночестве»[766]. В отличие от многих других развлечений, здесь не было и речи о создании чего-то нового, что можно было бы затем вместе с кем-то использовать. От курения остается лишь пепел. Эту активность можно рассматривать в противопоставлении умножающимся формам социальности. Рост курения сигарет происходил параллельно с расширением коллективных форм досуга. «Во все более контактном мире», – сообщали в «Массовом наблюдении»,

где все меньше и меньше привычек и увлечений являются полностью индивидуальными – мы отдыхаем в больших кинотеатрах и театрах, едим в больших ресторанах и даже склонны жить со все большим числом людей в одном и том же здании, – сигарета остается для большинства людей удовольствием, которое, независимо от его социальной значимости, можно получать и в полном одиночестве и которое остается полностью индивидуальным[767].