Читаем История одиночества полностью

Стал очевиден и неминуемый риск абсолютного одиночества в пустых пространствах. После Мартина Декуда самым известным морским суицидом ХХ века стало самоубийство участника «Золотого глобуса» Дональда Кроухёрста. Обнаружение его лодки, дрейфующей по Атлантике, вызвало большой общественный интерес. Этой трагедии были посвящены несколько документальных книг, романов, пьес и одна опера[873]. В 2017 году об этом событии было снято два полнометражных фильма[874]. Кроухёрст вступил в гонку в надежде на то, что успех принесет достаточно денег для спасения его провалившегося бизнеса по производству судового оборудования. Когда стало ясно, что его плохо подготовленная лодка не вполне пригодна для кругосветного плавания, он принял роковое решение имитировать лидерство, хотя и не смог продвинуться дальше Южной Атлантики. Это стало возможным благодаря определенной стадии развития коммуникационных технологий, когда можно было передавать радиосообщения, но еще не было устройств для глобального позиционирования. История явного обмана и близящегося разоблачения превратилась в высокую драму из-за духовного путешествия Кроухёрста, сюжет которого был впоследствии собран воедино по сохранившимся судовым журналам. Взгляд на скрытую опасность полного погружения в безлюдный мир дал его коллега и соперник Бернар Муатесье. «Плавая в этих водах, – писал он, – раздавленный чувством своей ничтожности, человек ободряется и защищается чувством своего величия. Именно здесь, в необъятной пустыне Южного океана, я сильнее всего ощущаю, насколько человек и атом, и бог»[875]. Одинокий моряк был одновременно крайне уязвимым и – полноправным хозяином своего мира. Все отвлекающие факторы были исключены. В этом было что-то от пантеизма Поуиса, от ощущения, что благодаря интенсивному общению с пустотой природы можно постичь ее первозданный смысл.

Питер Энсон в исследовании «современных отшельников» (1932) писал о

морских отшельниках, которым удалось найти свое «уединенное призвание». Действительно, зов «одинокого моря и неба» есть лишь голос Вечности, ибо море вытесняет человечество и время – оно не испытывает симпатии ни к тому ни к другому; ибо оно принадлежит Вечности, и оно поет свою монотонную песню Вечности во веки веков. Нигде лучше, чем на море, нельзя узнать, что значит «Одиночество Бога»[876].

В случае с Кроухёрстом долгое одинокое раздумье о своем несостоятельном будущем привело его к полному распаду, в котором атом слился со Всевышним[877]. 25 июня 1969 года, перед тем как покинуть лодку, он записал в журнале: «Я очень близок к Богу и должен доступным мне способом приблизиться наконец к пророчеству»[878]. Продление земного существования лишь задержало бы спасение.

Современное одиночное заключение

30 мая 2018 года инспектор тюрем Ее Величества направил в Министерство юстиции «Срочное извещение», касавшееся условий в Эксетерской тюрьме. Особенно его беспокоил «отдельный изоляционный блок», в котором

была специальная камера, абсолютно пустая, без мебели, туалета и кровати. Тюремные и региональные власти разрешили использовать эту камеру для тех, кто, по их мнению, был настолько уязвим, что нуждался в постоянном наблюдении, и за последние шесть месяцев она использовалась семнадцать раз. Предполагалось, что в этой камере есть надувная кровать, но сотрудники не обнаружили ее во время инспекции, а кроме того, инспекторы просмотрели видеозапись c заключенным, находившимся в камере под постоянным наблюдением без этой кровати[879].

Перейти на страницу:

Все книги серии Культура повседневности

Unitas, или Краткая история туалета
Unitas, или Краткая история туалета

В книге петербургского литератора и историка Игоря Богданова рассказывается история туалета. Сам предмет уже давно не вызывает в обществе чувства стыда или неловкости, однако исследования этой темы в нашей стране, по существу, еще не было. Между тем история вопроса уходит корнями в глубокую древность, когда первобытный человек предпринимал попытки соорудить что-то вроде унитаза. Автор повествует о том, где и как в разные эпохи и в разных странах устраивались отхожие места, пока, наконец, в Англии не изобрели ватерклозет. С тех пор человек продолжает эксперименты с пространством и материалом, так что некоторые нынешние туалеты являют собою чудеса дизайнерского искусства. Читатель узнает о том, с какими трудностями сталкивались в известных обстоятельствах классики русской литературы, что стало с налаженной туалетной системой в России после 1917 года и какие надписи в туалетах попали в разряд вечных истин. Не забыта, разумеется, и история туалетной бумаги.

Игорь Алексеевич Богданов , Игорь Богданов

Культурология / Образование и наука
Париж в 1814-1848 годах. Повседневная жизнь
Париж в 1814-1848 годах. Повседневная жизнь

Париж первой половины XIX века был и похож, и не похож на современную столицу Франции. С одной стороны, это был город роскошных магазинов и блестящих витрин, с оживленным движением городского транспорта и даже «пробками» на улицах. С другой стороны, здесь по мостовой лились потоки грязи, а во дворах содержали коров, свиней и домашнюю птицу. Книга историка русско-французских культурных связей Веры Мильчиной – это подробное и увлекательное описание самых разных сторон парижской жизни в позапрошлом столетии. Как складывался день и год жителей Парижа в 1814–1848 годах? Как парижане торговали и как ходили за покупками? как ели в кафе и в ресторанах? как принимали ванну и как играли в карты? как развлекались и, по выражению русского мемуариста, «зевали по улицам»? как читали газеты и на чем ездили по городу? что смотрели в театрах и музеях? где учились и где молились? Ответы на эти и многие другие вопросы содержатся в книге, куда включены пространные фрагменты из записок русских путешественников и очерков французских бытописателей первой половины XIX века.

Вера Аркадьевна Мильчина

Публицистика / Культурология / История / Образование и наука / Документальное
Дым отечества, или Краткая история табакокурения
Дым отечества, или Краткая история табакокурения

Эта книга посвящена истории табака и курения в Петербурге — Ленинграде — Петрограде: от основания города до наших дней. Разумеется, приключения табака в России рассматриваются автором в контексте «общей истории» табака — мы узнаем о том, как европейцы впервые столкнулись с ним, как лечили им кашель и головную боль, как изгоняли из курильщиков дьявола и как табак выращивали вместе с фикусом. Автор воспроизводит историю табакокурения в мельчайших деталях, рассказывая о появлении первых табачных фабрик и о роли сигарет в советских фильмах, о том, как власть боролась с табаком и, напротив, поощряла курильщиков, о том, как в блокадном Ленинграде делали папиросы из опавших листьев и о том, как появилась культура табакерок… Попутно сообщается, почему императрица Екатерина II табак не курила, а нюхала, чем отличается «Ракета» от «Спорта», что такое «розовый табак» и деэротизированная папироса, откуда взялась махорка, чем хороши «нюхари», умеет ли табачник заговаривать зубы, когда в СССР появились сигареты с фильтром, почему Леонид Брежнев стрелял сигареты и даже где можно было найти табак в 1842 году.

Игорь Алексеевич Богданов

История / Образование и наука

Похожие книги

Революция 1917-го в России — как серия заговоров
Революция 1917-го в России — как серия заговоров

1917 год стал роковым для Российской империи. Левые радикалы (большевики) на практике реализовали идеи Маркса. «Белогвардейское подполье» попыталось отобрать власть у Временного правительства. Лондон, Париж и Нью-Йорк, используя различные средства из арсенала «тайной дипломатии», смогли принудить Петроград вести войну с Тройственным союзом на выгодных для них условиях. А ведь еще были мусульманский, польский, крестьянский и другие заговоры…Обо всем этом российские власти прекрасно знали, но почему-то бездействовали. А ведь это тоже могло быть заговором…Из-за того, что все заговоры наложились друг на друга, возник синергетический эффект, и Российская империя была обречена.Авторы книги распутали клубок заговоров и рассказали о том, чего не написано в учебниках истории.

Василий Жанович Цветков , Константин Анатольевич Черемных , Лаврентий Константинович Гурджиев , Сергей Геннадьевич Коростелев , Сергей Георгиевич Кара-Мурза

Публицистика / История / Образование и наука