История одного поколения

— Потому что подобные предложения так просто не делаются. Кроме того, теперь уже все это откровенно бессмысленно — я люблю другого.

— Кого?

— Неважно. И не надо допытываться, я все равно тебе ничего не скажу.

— Ну, тогда хоть поцелуй меня на прощанье.

Именно в этом месте зловредный Денис настойчиво нажал кнопку звонка. Дверь открылась почти сразу, но Юрий оказался один — очевидно, Наталья успела скрыться в комнате.

— А, это ты, — вяло пожимая руку, произнес Корницкий, — заходи. Теперь, кажется, все в сборе.

Денис разделся и прошел в гостиную. Мебель отсутствовала, вся квартира зияла пещерной пустотой, и лишь на кухне изредка дребезжал холодильник. Часть гостей расположилась на старом матрасе, разостланном возле батареи, а остальные сидели на табуретках или старых, обшарпанных колонках от магнитофона, из которых раздавалась негромкая музыка — звучали старые записи «Beatles». Водка, коньяк и несколько открытых банок консервов стояли на газете, постеленной прямо на полу.

— Ну что, можно начинать? — вопросительно спросил Юрий, когда Денис, поздоровавшись со всеми, нашел себе место, а из ванной комнаты вышла грустная Наталья. — Пусть каждый наливает себе сам, а потом мы подсчитаем количество оставшихся стаканов и разберемся, кого и почему здесь нет. Сам я знаю только про Никиту Дубовика — он в Колумбии, проходит годичную стажировку в Боготинском университете.

— Передавай ему привет, если увидишь, — невесело съязвил Алексей Гурский. — Мне известно, почему не придет Толька Востряков. Он мотает срок в колонии и выйдет только через два года.

— Я знаю, почему не придет Полина — она заболела, — соврал Денис.

— Надеюсь, не триппером? — ехидно перебил Иванов, но тут же нарвался на гневные взгляды Князева и Гурского.

— Кроме того, — продолжал Денис, — Петька Демичев после окончания военного училища служит где-то в провинции, так что его сейчас просто нет в Москве.

— А Эдик Архангельский? — заинтересовался было Корницкий, но тут же спохватился: — Впрочем, про него я и сам все знаю. Он стал таким крутым партийным функционером, что я даже не стал ему звонить — бесполезно.

Таким образом, пустых стаканов оказалось ровно пять.

— Ну что, мальчики и девочки, — грустно сказал Михаил Ястребов, поднимаясь со своего места. — Давайте выпьем за нашего общего друга и пожелаем ему удачно обосноваться на новом месте.

— А когда обоснуется, пусть выпишет нас к себе, — подхватила Маруся, которая явно успела выпить заранее.

— Все это напоминает мне поминки, — печально заметила Вера, сидевшая в обнимку с Вадимом.

— Типун тебе на язык, мать, ты чего говоришь! — оборвал ее муж.

— Кстати, Денис, — вспомнила Антонина, когда Юрий принялся разливать по второй, — помнишь, ты предлагал нам встретиться здесь ровно через двадцать пять лет. Прошло всего шесть — и…

— Да, — подхватил Игорь Попов, — прошло шесть лет, и мы уже начинаем разлетаться в разные стороны. Что-то будет лет через десять.

— В таком случае вношу новое предложение, — заявил Князев. — Поскольку встретиться на этой квартире нам больше не удастся, давайте соберемся в девяносто шестом году на празднование двадцатилетия окончания школы.

— Хорошее предложение, — вяло откликнулся кто-то из присутствующих, после чего повисло унылое молчание.

— Да что же мы это, братья и сестры! — нарочито бодрым голосом прервал затянувшуюся паузу Михаил. — Прошло так мало времени, а нам уже и поговорить не о чем? О чем же мы будем беседовать, когда соберемся через двадцать лет?

— Детьми и карьерой похваляться, — отвечал Гурский.

— Ну, этим мы уже и сейчас можем похвастать, — заметила Вера, поглаживая свой живот.

Все оглянулись на нее, после чего невеселое молчание возобновилось. И дело было не в том, что говорить не о чем, просто сейчас каждого одолевали свои — по-настоящему взрослые! — проблемы и трудности, о которых не хотелось рассказывать в большой компании, но о которых так приятно было погрустить в компании давно знакомых и близких тебе людей.

Вспоминая Полину и жалея, что ее нет рядом, Денис наливал и пил активнее всех. В один из таких моментов он вдруг обнаружил, что «виновник торжества» куда-то исчез. Кое-как поднявшись с табурета, Князев пошел его разыскивать и обнаружил в соседней, абсолютно пустой комнате. Корницкий стоял лицом в угол, похожий на наказанного ребенка.

— Ты чего, старик? — нежно обнял его за плечи Денис.

— Я никого из вас больше никогда не увижу, — медленно и раздельно произнес Корницкий.

Когда он повернулся к Денису, тот с изумлением увидел, что Юрий плачет.

— Ну, прекрати, ну что ты… — неуклюже попытался утешить он. — Прорвемся, в конце концов, у нас еще вся жизнь впереди!

— Нет, Дениска, я никого из вас никогда не увижу! — упрямо повторил Юрий. — Никого и никогда! Верка была права — это поминки.

— Да Верка дура, что с нее взять. Прорвемся, старик, и еще обязательно встретимся и выпьем… Кстати, выпить мы можем прямо сейчас. Пошли…