Сигарета истлела слишком быстро, а янтарная жидкость в бутылке, сокрытой от посторонних взглядов бумажным пакетом, неприятно горчила на языке.
- Здоров, - услышал Микки за спиной и, обернувшись, обнаружил подходившего к дому Липа Галлагера, крепко сжимающего рюкзак, доверху набитый учебниками.
Вундеркинд хуев.
- Мэнди дома нет, - не обременяя себя приветственными речами, ответил брюнет, отворачиваясь.
Кудрявый никогда не нравился Милковичу, и на то было немало причин.
И, как бы Микки не пытался убедить себя в том, что основными из них были непростые отношения лупоглазого с его сестрой, или тот факт, что Лип был единственным жителем его района, которому мозгов хватило на то, чтобы поступить в универ (не без участия все той же сестры, стоит заметить), а не проебывать свою жизнь на улицах, зарабатывая грабежами, разбоями и наебками, это было не так.
Основной проблемой Филлипа была и остается его блядская фамилия.
Галлагер.
Ебучее сочетание из восьми букв, где было слишком много «л», выговаривать которую Милкович, к своему стыду и позору, смог навостриться только к десяти годам.
Чертово слово, так охуенно смотревшееся рядом с тремя буквами имени рыжего.
- И хорошо, я пришел к тебе, - поспешил проговорить Галлагер, пресекая попытки Микки скрыться за входной дверью своего дома.
- Да хули хочешь? – оскалился брюнет, не желая разговаривать с живым напоминанием о проебавшемся рыжем, о котором так удачно удавалось не думать уже целых двенадцать дней.
- Ты от Йена ничего не слышал? – спросил лупоглазый, одной фразой срывая с груди Микки потрепанный календарь с десятком листов «без него», что прикрывал собой зияющую дыру возле солнечного сплетения.
- Нет, - поспешил ответить Милкович, вновь отворачиваясь, пытаясь сосредоточить взгляд на бутылке, до сих пор сжимаемой теперь почему-то дрожащей рукой, или истлевшем до фильтра бычке, начинающем пощипывать пальцы.
И он не врал.
Микки не видел и не слышал это конопатое чучело с того самого дня, как блядский Галлагер покинул резиденцию Милковичей, оставляя за своей спиной размазывающего слезы по щекам брюнета, испугавшегося сказать проклятое «останься».
- Это важно, - решил подлить масло в разгорающееся рыжее пламя, Лип.
- Думаешь, мне не похер, потому что я с ним работал? – не поворачивая головы к собеседнику, прорычал в ответ Микки, глубоко затягиваясь едким дымом тлеющей целлюлозы, незаметно пришедшей на смену табаку, едва сумев сдержать кашель от проникновения яда в глотку.
- Мне объяснить, почему тебе не похер? – тут же услышал он в ответ, и осознание того, что этот мудак был гораздо больше, чем необходимо, осведомлен о странного рода отношениях Милковича с его братом, полоснуло по нервам.
Вот только знакомого желания разобраться с сующим свой нос, куда не следует, очередным родственником рыжего у Микки не возникло, прозрачно намекая брюнету на то, что вынужденная прошлогодняя отсидка за точно такие же мысли не была так уж необходима.
- Ты, блять, к чему клонишь, а? – но показывать этого Филлипу не стоило.
- Да не, просто я за него переживаю, - едва заметно улыбнувшись вполне ожидаемой реакции Милковича на его слова, проговорил Лип уже серьезно, - и только.
- Я его не видел, - беспокойство в голосе старшего Галлагера, и какое-то странное чувство внутри, очень похожее на волнение за бледную жопу рыжего, заставило Микки ответить честно.
- А сказать тяжело было? – получив желаемое, бросил Филлип через плечо, тут же разворачиваясь, чтобы свалить.
Тяжело, блять!
Сказать, подумать, вспомнить.
Хули не понятно, раз такой осведомленный?
- У него проблемы? – не выдержав, крикнул Милкович в спину удаляющегося парня, останавливая того уже в десятке шагов от его дома. – Какие? – не получив ответа на первый вопрос, кинул он следом.
- Скажу, когда узнаю, - ответил кудрявый и, поглубже засунув руки в карманы, побрел дальше по улице, надеясь обнаружить хоть какие-то следы дезертировавшего из рядов вооруженных сил США брата, оставляя на крыльце Микки наедине с вновь появившимися в его голове мыслями, от которых едва ли удалось избавиться неимоверными усилиями.
Недопитая бутылка рома полетела на подмерзшую землю, а последняя сигарета, оставленная на вечер, пока Игги не притащит еще пару спизженных блоков, застряла меж крепко стиснутых зубов, когда Микки Милкович, резко развернувшись, вернулся в дом, под пристальным взглядом Светланы проходя в спальню, чтобы в куче грязного белья найти свой пистолет, верного спутника брюнета и союзника в вопросе разгрузки мозгов от непрошенных воспоминаний.
В одном из которых этот самый ствол принимал непосредственное участие.
Или в двух.
Блять, да кого ты пытаешься обмануть, Микки?
Ты до сих пор и не выбросил этот блядский кусок металла, с разъебанным бойком, дающим осечку через выстрел, только потому, что он всегда был с вами третьим.
«Что, трудно голову повернуть?» - прозвучало в голове в тот момент, когда Микки прицелился в первую банку из наспех сооруженной пирамиды, точно такой же, как он построил тогда.