Сидя под маленьким, распахнутым настежь оконцем, мальчик ждал появления Егора. Зачем ждал? Почему? С какой целью? Желание подсмотреть возникло спонтанно. Возникло в тот самый момент, когда Егор достал из машины коробку. Возможно, всё это глупость и Валера излишне драматизирует, но внутренний голос приказывал не останавливаться. Раз начал — доведи дело до конца.
А какое такое дело, спрашивал сам себя Валера. Достал Егор коробку из салона — и что с того? Нет, так нельзя. В последнее время Валера заметил, что стал излишне мнительным. Слово, взгляд, жест, намёк — всё преувеличивается, коверкается сознанием, искажается и воспринимается, как угроза. Угрозу Валера ждал отовсюду. Он мог доверять лишь себе одному, и боялся доверять остальным.
Иногда Валера стыдился своей мнительности, порой даже над ней посмеивался, но бывали моменты (сегодня именно такой момент), когда голос здравого смысла заглушался криком сомнений и подозрений.
Стоило Егору зайти в сарай, как туда вбежала Юлька. Валера привстал, колено предательски щелкнуло, и боль разлилась до самой стопы. Но это ничего — мелочи.
Появление Юльки заставило Егора вздрогнуть.
— Чего носишься? — грубо спросил он.
Юлька протянула Егору две спелые клубники.
— Не надо. Уходи!
Юлька удивилась. Как уходи? Почему не надо? Ведь она специально пошла на грядку и сорвала ягоды для Егора. Вкусные, спелые ягоды. Она их и помыла уже под краном, можно смело есть. И это лишь малая толика той заботы и внимания, которую Юлька может оказать Егору. Знал бы он, как до недавнего времени тосковал Захарыч, совсем раскис, с кровати практически не вставал, лежал, стонал, чуть ли не умирал. И Юлька ходила под гнетом страха, боясь наступления ночи и приступов старого человека.
Валера с Майей вдохнули в Захарыча жизнь, а значит, подарили счастье и Юльке. Сегодня Егор заставил Ивана Захаровича прослезиться, Юлька видела, как старик украдкой смахнул слезу, когда внук вышел на улицу. Слёзы радости дорого стоят, это бесценные слёзы. И в том его, заслуга — Егора. Поэтому Юлька обязана его отблагодарить, а так как она признаёт только действенную благодарность, то и принесла две самые спелые ягоды. Почему же он так грубо и ненавистно отказался от подарка? Что это с ним?
Юлька подошла ближе и вновь вытянула руку.
— Пошла отсюда! — Егор ударил обезьяну по руке.
Юлька вскрикнула, клубника упала на пол. Раздавив ягоды, Егор толкнул Юльку в плечо. Взвизгнув от боли (а сколько было обиды), она продолжала смотреть на Егора увлажнившимися глазами. Как же так? За что? Она принесла ягоды, хотела поблагодарить… А теперь жгучая боль в ладони, будто сотни игл впились в кожу, и плечо ноет, и слёзы вот-вот брызнут из глаз и покатятся по щекам.
— Вали, сказал! — повторил Егор.
Юлька всхлипнула и выбежала из сарая.
Валеру душила злоба. Спина взмокла, ноги подкосились, тело терзала мелкая дрожь негодования. Какой подлец, какой низкий человечишка. Ударить ни в чём неповинное животное. Как он посмел?! Валера сжал кулаки, стиснул зубы настолько сильно, что послышался скрежет. Его распирало выскочить из укрытия и наброситься на Егора, но от этой идеи пришлось отказаться. Неравные силы — и этим всё сказано.
Пытаясь успокоиться, Валера начал дышать по-собачьи: глубокий вдох и быстрый выдох. Вдох и выдох. Гнев не утихает. Дыши, не дыши, а внутри так и вскипает ярость, затмевая разум. Юлька… Она же как ребёнок. Беззащитный, наивный, открытый, честный ребёнок. А разве можно ударить ребёнка? Бедная Юлька. Она так хотела понравиться Егору, в её глазах горел искренней интерес и восторг, она прихорашивалась перед зеркалом, выбирала панаму…
Валера чуть не заплакал от унижения, которое перенесла Юлька. Он сам был унижен, оскорблен, раздавлен.
Глава четвёртая
В поисках подходящего места
Егор метался по сараю, рыская острым взглядом по сторонам. Подбежал к верстаку, осмотрел его, отстранился: резко и боязливо. Застыл у шкафа, разглядывая полки, забитые коробками и жестяными банками. Сел на колени, открыл дверцу, начал выкладывать из нижних ящиков всякую всячину. Мотки проволоки, лобзик, металлические трубки, дрель, деревянный рубанок, резиновый шнур, банку с гвоздями и коробку со скобами. Рассматривая это добро, Егор презрительно хмыкал. Дед — человек старой закалки, любая мелочь в хозяйстве пригодится, потому и захламил сарай барахлом.
Зачем, спрашивается, ему нужен резиновый, весь в порезах, провод? А фарфоровый изолятор, изнизанный сетью мелких трещин, с въевшейся в них грязью? Старые розетки, выключатели, испорченная паяльная лампа, рубанок с проржавевшим лезвием. К чему годами хранить хлам и поклоняться этому хламу, когда давно пора подумать о вечном, а не заниматься накопительством мусора.