Между нашими с Гаруном плечами поднялся вытянувшийся вперед пальчик Мадины.
— Гарун, это же… — Она указывала на чернявых.
— Вижу.
Мы с Гаруном переглянулись. Он должен вступиться за земляков, иначе его не поймут. А я, его друг, обязан встать на другую сторону. Его земляки сами создали ситуацию, которая вела к драке, и защищать их — последнее дело. Для меня. Но не для Гаруна. Вот такая незадача.
Итого — трое на трое, причем мне с другом вставать по разные стороны баррикад.
Когда-то это должно было случиться. Как утверждает перефразированная народом народная же мудрость, все, что не к лучшему, то случается.
Я постарался, чтобы интонация осталась спокойной:
— Если что, мне можно взять биту?
Небольшая пауза сказала о том, что Гаруну не просто далось решение.
— Да, — хрипло выдохнул он.
Впервые за поездку я специально посмотрел в салонное зеркало.
Хадя прикрывала рот ладонью, лицо побелело, глаза стали круглыми.
Взор Мадины горел. Ей было страшно, и от этого она получала громадное удовольствие. Приключение!
Я взялся за ручку двери. С другой стороны Гарун взялся за свою.
Но мы не выходили. Ждали. Пусть начнут без нас. Есть маленький шанс, что обойдется без членовредительства и кровопролития. Словами можно добиться большего, чем кулаками, пусть сначала поговорят.
Один черноволосик из первой машины тоже, как и Гарун, потянулся под мышку, зато второй будто не замечал происходящего: его лицо расплылось в улыбке, распростертые руки сотворили царственный жест в сторону трех автомобилей:
— Что, девчонки, с кем поедете? Все к вашим ногам, красавицы, выбирайте!
У всех, в том числе у сжавшихся от испуга красавиц, готовых улепетнуть с началом драки, вырвался истерический смех.
— С ними. Подвезете? — Голоногие создания спешно прыгнули в машину светловолосых ребят.
Хозяева этой машины переглянулись, железные дрыны в руках опустились. Необходимость драки рассосалась сама собой.
— Подай назад, — попросил меня Гарун.
Я едва справился с разучившимися гнуться ногами. Вырулившая средняя машина уехала, а через миг мой приятель уже обнимался с земляками.
— Хорошо иметь чувство юмора, — вымолвил я, чтобы сломать гнетущую тишину.
Мне все еще было не по себе. Все ли поняли, что могло произойти?
— Хорошо не доводить до ситуаций, когда юмор остался последним средством, — подала голос Мадина.
Рассуждает она правильно, но поступает почему-то исходя из иной, непонятной мне логики.
Скромница Хадя что-то шепнула сестре, обе стали прислушиваться. Снаружи у Гаруна с земляками шел серьезный разговор, все трое размахивали руками, общение шло на повышенных тонах. Языка я не знал, поэтому просто приходил в себя, дрожь в коленях постепенно исчезала, пульс успокаивался.
Сзади хлопнула дверца, Мадина помчалась к разговаривающим. Она стала что-то доказывать, и тут брат влепил ей пощечину. Мадину откинуло, она схватилась за лицо.
У меня внутри похолодело. Неужели кто-то рассказал о вчерашнем?
— Что происходит? — Я обернулся к Хаде, которая превратилась в невидимую и неслышимую мышку. — Может, мне вмешаться?
— Не надо, это тебя не касается. Гарун сам объяснит. Позже.
Через минуту все расселись по местам. Гарун был на взводе, глаза бешеные.
— Отвезешь до дома? — Бессмысленный взгляд уставился вперед, а заднего сиденья, где притихла Мадина, для приятеля теперь вроде как не существовало.
— Попробую, — сказал я. — Но во двор заезжать не буду, там узко.
— Так даже лучше. Никто не знает об этой машине, а ты сойдешь за таксиста.
Ехали молча. Расспрашивать я не решился, позже Гарун сам расскажет, если нужно, а если нет, то и знать не надо. К тому же, все силы и внимание уходили на вождение, опыт у меня мизерный, только тот, что дали в автошколе. При оценке от одного до десяти это где-то около ноля. Но явно не ноль, иначе мы не ехали бы.
Снаружи быстро темнело. Вспыхнули прокинутые по столбам гирлянды фонарей, улица преобразилась. Я с трудом выбрался из вечернего потока. Останавливаться пришлось у обочины главной дороги. Нужный многоквартирный дом оказался в стороне от места, где мы притормозили, но Гаруну это даже понравилось. Выходя, он громко хлопнул дверью. Мадина побитым щенком увязалась за ним. Хадя тоже хотела встать, но несколько слов брата заставили ее остаться. Все разговоры велись на родном языке, меня игнорировали.
— Вообще-то, в чужом присутствии принято говорить понятно или извиняться. Либо называть причину.
— Есть причина, — прошептала Хадя с заднего сиденья.
Только сейчас я заметил, что на ней лица нет — как и на трассе, когда мы с другом чуть не стали врагами. Она сидела бледная и какая-то каменная.
— Из-за Мадины Шамиль убил Султана, — медленно проговорила она, — тот рассказывал о ней гадости.
Мозги покрылись инеем. Вспомнились недавние откровения…
— Шамиль скрылся, его ищут, но шум только поднимается. А мы — его родственники, и теперь нужно срочно…
Ее речь прервалась, рот остался открытым, взгляд застопорился на подъезде: туда заскочил очень спешивший парень южных кровей. Хадю мгновенно вынесло следом.
— Помочь? — выкрикнул я.
— Жди здесь!