История одной любви. Начало

Лезгинка — танец, где объясняются во взаимных чувствах мужчина-орел и женщина-лебедь. Да, я не умею, никогда этому не учился, но сколько раз видел, как танцуют другие. И я присоединился. Руки-крылья раскинулись, ноги начали творить что-то непонятное и невероятное. Не важно, что неправильно. Разве есть правила, когда танцует душа?

Хадя плыла над полом, по-другому это назвать невозможно. Движения были не заученно-механическими, а переполненными доселе неприложимым к этой девушке упоением, они покоряли неистощимой жаждой жизни и источаемым обаянием, которое изливалось в каждом колыхании, каждом взгляде, каждом повороте головы. Руки изысканно-мягко колдовали и плели волноподобные кружева, с купальника сыпался прилипший песок. Хадя ничего не замечала. Мы двигались не синхронно, я кружил, как хищник вокруг добычи, и напрыгивал, а она нежно обтекала и отклонялась. Страсть танца нарастала.

Когда я вошел в некий транс, сблизивший души и настроивший на одну волну, Хадя почувствовала себя тревожно.

— Не смотри так.

— Не могу по-другому.

— И говорить так не надо. Мы друзья, почти брат и сестра. Если ты нарушишь это правило, нам придется расстаться, немедленно. Ты этого хочешь?

— Не хочу. А ты?

После паузы тихо раздалось:

— Нет.

— Но если мы оба хотим одного и того же…

— Я же просила! — Она отшатнулась, ее скользнувшая по мокрому полиэтилену ступня проехала вбок, и Хадя всем телом рухнула на резиновое ребро бассейна.

В попытке подхватить я полетел на нее сверху. Наш совместный шлепок об воду оказался ерундой, главное — ноги промяли надувной бортик, он лопнул, и мощный поток хлынул наружу. Оставшиеся на мелководье, мы кратко переглянулись, ужас непоправимости подкинул обоих, мы ринулись за инструментом: Хадя — за тряпками и тазами в ванную, я на кухню за совком.

Пока Хадя с грохотом освобождала емкости, я зачерпывал и плескал воду на расползавшуюся песчаную горку. Сухой верх легко впитывал, но одновременно размывался низ. Подоспели ведра и тазики. Работа в четыре руки принесла результат, потоп превратился в разрозненные лужи.

— На море же бывает шторм? — вымолвил я в качестве оправдания.

— На море бывает все, — согласилась Хадя, не отвлекаясь от работы. Она стояла рядом со мной на карачках, на время забывшая, что надо смущаться: новые ощущения забили остальное, как в первое время после убийства Гаруна.

Плохое сравнение. Но близкое. На первое место в тот раз тоже вышло выживание.

Пока руки работали, я бурчал:

— Сэкономил, называется. Вот что значит покупать самое дешевое. Нельзя было написать на инструкции: «Бассейн одноразовый, срок годности один час».

— Ты же хотел как лучше, — вступилась за меня Хадя. — Дорогая вещь тоже порвалась бы, если бы на нее такая я с ногами…

С нас сыпалось и текло, мощная энергетика аврала не позволяла отвлечься на вид соседа, на коленях ползающего с тряпкой и носящегося с тазами по маршруту место происшествия-ванная-обратно. Это я снова озвучил мировосприятие попавшей в переплет молодой горянки. Мой взгляд успевал и скоситься в нужный момент, и подглядеть, и полюбоваться. Несмотря ни на что, душа радовалась: если бы такое не произошло, его стоило придумать, ура форс-мажору!

Сидя на полу, Хадя выпрямила спину:

— Куда песок?

— Остатки сухого — в пакеты, а мокрую грязь — в ванну, сейчас больше некуда. Потом в ведрах перетаскаю.

Уборка продолжилась.

Пятачок пола, где производились основные работы, не позволял развернуться, мы периодически пихались разными частями, это веселило и еще больше воодушевляло. Удивительно, но Хадя тоже выглядела счастливой. Забыв, что недавно стеснялась меня, она носилась как заведенная, нагибалась, ползала, принимала позы, о которых страшно подумать в обычных обстоятельствах, толкалась и бегала в одном мокром купальнике… Правильно говорят: беда сближает больше, чем радость. А совместное решение проблем вообще спаивает.

А я-то надеялся на вино. Спаивать, как оказалось, должны обстоятельства, а не мужчина.

Ночка вышла веселой. До утра мы убирались, таскали грязь, совком для мусора набирали ведра, воду промакивали тряпками и выжимали во все доступные емкости. Затем я отворил окна, чтобы проветрить от сырости, и в этот момент в дверь позвонили. В замке одновременно провернулся ключ.

Мы с Хадей безумными глазами уставились на вошедшую хозяйку квартиры.

— Алексантий, вы в курсе, что затопили соседей снизу? — Высокая женщина со скрипучим голосом перевела взор на Хадю. — Это кто?

— Х… Надя. Она э-э… моя девушка.

Домработницу в таком виде представить трудно. Когда все кончится, Хадя, я думаю, простит маленькую ложь. К тому же, я не возражал бы, превратись ложь в правду. Пусть Хадя другая, но для меня она оказалась своей, против такой кандидатуры душа не протестовала. Эх, не была бы она сестрой друга…

Хозяйка протянула руку:

— Можно еще раз паспорт посмотреть?

— Пожалуйста. В графе «семейное положение» ничего не изменилось, Надя просто моя девушка.