История одной семьи

Весной, когда пришло тепло, мы перестали топить печи и вернулись в бригаду. Нас опять уже всех разбили на пары и отдали в услужение штукатурам. Мы должны были снабжать их раствором. Машина привозила раствор, и мы носилками растаскивали его по штукатурам. У каждой пары было человек по пять штукатуров. Мы, опять же с Ниночкой, как только приходила машина, хватали носилки и бегом растаскивали его по нашим штукатурам. Повторяю, мы бегали, пока был раствор, и каждый раз успевали наполнить ящики наших мальчиков-штукатуров дополна. У них никогда не было простоя из-за нехватки раствора. До прихода следующей машины у нас был перерыв. И мы опять же бегом мчались на главную арену, чтобы успеть посидеть на только что поставленной новой панели, которая потом станет трибуной. Не помню, кто нас фотографировал, но у меня очень много фотографий из Лужников: вот мы с Ниночкой на новенькой «трибуне», a вот мы у одной только что облицованной колонны и т. д., и т. п. Примерно в это время в нашей стенгазете появились стихи, которые мы считали чуть ли не своим гимном:

…лето в Лужниках
Сменит промелькнувшую зиму,
Кто работал здесь, того, наверняка,
Именно сюда потянет отдохнуть.
Я приду к трибунам, мной в бетон одетым,
где мечтали мы, что вот, мол, день придет.
– Вы куда, товарищ без билета? —
Скажет мне контроль и загородит вход.
Я ему скажу, с улыбкой глядя:
– И чего вы злитесь, не пойму.
Если бы не я, то вам бы, дядя,
И стоять здесь было б ни к чему. —
И контроль с улыбкою, без спора
Мне к трибунам путь освободит.
Только и такому разговору
Не бывать, быть может, впереди.
Как ведь знать, a вдруг мечта услышится,
И, гвардейцы славных Лужников,
Мы получим маленькие книжицы
Именных почётных пропусков!

Не знаю, может, кто и получил этот почётный пропуск, только не я. Более того, я не доработала до конца строительства. Сбежала. Вместо того чтобы задуматься о повторном поступлении в институт, на радость моим бедным родителям, я услышала по радио новый призыв партии и правительства к молодёжи: на этот раз её звали на строительство промышленных объектов в Сибири.

Я сколотила бригаду из пяти наших девочек. Нет, к власти я не рвалась и бригадиром не была. Мы пошли в райком комсомола и получили новые комсомольские путёвки, в которых значилось: «На строительство атомной электростанции». Это было в июне-июле. Перед отъездом в Сибирь нас принял в Кремле сам Никита Сергеевич Хрущёв, хлопал нас по плечикам и напутствовал: «Не к тёще на блины едете – на работу».

Мы получили довольно большие «подъёмные» и билеты до Красноярска. Я обзавелась преогромным чемоданищем, накупила кое-что из вещей, набила чемодан битком и поехала навстречу новым приключениям.

Листок 2-й. Сибирь

Итак, я снова еду в Сибирь.

«Дом родимый свой
У Москвы-реки
Мы оставили навсегда,
Чтобы здесь в тайге
Встали фабрики,
Встали новые города…»

Или:

«Едем мы, друзья,
В дальние края,
Станем новосёлами
И ты, и я…»

Так мы распевали, радостно драли глотки. В пути ничего примечательного не было. И хотя весь состав был наш – молодёжный, – мы как-то мало общались со своими попутчиками. У нас была своя, сложившаяся компания, и мы в ней были совершенно самодостаточны.

В Красноярске нас встретили, произнесли какие-то приветственные речи, посадили в открытые (!) грузовики и повезли в тайгу, за 70 км от Красноярска вниз по Енисею, по правому берегу. Приехали мы во вполне благоустроенный посёлок (бывший военный городок), разместили нас в 2-х-этажных домиках со всеми удобствами, включая ванную с дровяной колонкой, по 4 человека в комнате в 2-комнатной квартире. Мы не захотели расставаться и так и поселились впятером: Ниночка Медведева, моя неизменная напарница, Томик, наш бригадир, озорная хулиганка красавица Люба Борисова и какие-то ещё две девочки, которых я почему-то не запомнила.

Наша хулиганка и матерщинница Люба Борисова очень скоро выскочила замуж и успела там, в тайге, родить девочку Леночку (а прожили мы там чуть больше года).