История одной семьи

– Ой, и посплю я сейчас! – восклицаю я, потягиваясь. – С кем? – спрашивает Лёвчик. – Ну, не с тобой же, – отвечаю сварливо. – Ой, не зарекайся! – говорит Лёва, и мы расходимся по своим общежитиям.

* * *

Лёва вообще-то тоже заметил меня довольно рано. Первая запись в его дневнике гласит: «Зашёл в комнату к девочкам. У какой-то дуры на тумбочке лежит том Бальзака и Русский орфографический словарь». Это обо мне. Но мы тогда ещё не были знакомы. Следующая его запись обо мне: «Познакомился с девочкой Ирочкой, гимназисточкой с красивыми глазками». Почему с «Ирочкой»? Дело в том, что мне очень долго не нравилось моё имя, и я хотела его поменять. Моя мудрая мама посоветовала мне сразу не менять имя официально, а как бы примерить к себе. И, когда я пошла работать в Лужники, я назвалась Ириной. Почему-то мне казалось, что и в новом имени моём обязательно должна быть буква «Р». И в Сибирь я приехала «Ирочкой». Но к этому времени имя Ирина мне просто осточертело. Я поняла, что никуда мне от моего настоящего имени не деться и призналась всем, что я никакая не Ира, а Римма.

Познакомившись, мы с Лёвой очень скоро стали друзьями, просто друзьями: он за мной не ухаживал, а я ему глазки не строила. Мы с ним много говорили о литературе, он ругал меня за любовь к Маяковскому, и вообще мы очень много спорили. Кроме этого, он рассказывал мне о своих победах над девочками, а я ему – о моих мальчиках. «А кавалеров мне вполне хватало…»

8 октября 1956 г. Лёва пришёл ко мне в общежитие. Мне нездоровилось, и я лежала. Он поднял меня и повёл к себе. «Будем праздновать моё совершеннолетие», – сказал он. В октябре в Сибири уже довольно холодно, и, по-моему, у них в комнате было разбито окно. Он посадил меня на табуретку (стульев у нас не было), под ноги мне поставил другую, опрокинутую набок, укутал меня чьим-то полушубком, ноги тоже чем-то укрыл, сам сел напротив, между нами поставил очередную табуретку или даже две, потому что на одной была включённая электроплитка, а на другой – снедь для пира: вино, какие-то бутерброды, конфеты, печенье, а на плитке он варил кофе с сухими китайскими сливками (в нашем поселковом магазине вообще было очень много китайских продуктов марки «Китайская стена»). Лёва сказал мне, что получил последние алименты от своего отца, которые он сам лично вытребовал в свои 14–15 лет, когда тот вдруг неожиданно объявился после продолжительного отсутствия.

Так мы и отпраздновали вдвоём его 18-летие. Где были его соседи по комнате, не помню, мы были весь вечер вдвоём.

* * *

Работником Лёва был не ах каким прилежным. У него был дружок Олежка, они вскоре купили себе по ружью и очень любили пропадать в тайге на охоте, вместо того, чтобы вкалывать на стройке. Из тайги приносили рябчиков, ощипывали их, и Лёва приносил их мне для жарки. Я, тогда, конечно, ничего не слышавшая о «цыплятах-табака», делала им что-то вроде «рябчиков-табака». Мне тоже кое-что перепадало: ножка, крылышко – по моему выбору. Однажды Лёва принёс к нам в комнату зайца – огромного, белого – и спросил, смогу ли я его им приготовить. Я согласилась, и он через очень короткое время принёс мне его уже освежёванным. Когда я взяла тушку в руки, та была ещё тёплая. Я потушила зайца в сметане, но взять себе кусочек, как ни уговаривал меня Лёва, не смогла.

Работали мы на строительстве таких же домиков, в каких жили, т. е. расширяли наш посёлок. Рыли бесконечно котлованы: целый день роем, роем, утром приходим, а песчаные стенки все обвалились, и нам приходится начинать всё сначала. Рыли вручную, лопатами. Работали в два, а то и в три этажа: одни кидают землю, куда могут докинуть, там стоят другие и кидают её ещё выше и т. д. Работа тяжёлая и неблагодарная. Наконец-то котлованы были вырыты, в них плотники выстроили опалубку, а бетонщики залили её бетоном. Фундамент под будущий дом готов. Нас начали обучать ремеслу каменщиков. Разбили нас на пары – каменщик и подсобный рабочий. Мы должны были работать в обоих амплуа по очереди. Наш бригадир Андрей, увидев нашу с Лёвой дружбу, поставил нас в пару. Но не тут-то было. Хитрый Лёвчик исправно исполнял роль каменщика, а роль подсобного категорически игнорировал. Скандалов с ним было!.. Не помню, чем эта история кончилась, но справки о присвоении профессии: «каменщик такого-то разряда», в конце концов, получили все.

Началось обучение нас штукатурным работам. Мы обивали стены дранкой – очень приятная работа: из тонких-тонких щепочек выстраивать на стенке как бы кружева! Потом на них уже накладывался раствор и растирался специальными инструментами, названий которых я уже не помню. Раствор мы в огромных корытах делали сами. Просеивали через специальные решётки-сита песок, соединяли его с цементом: один объём цемента на два объёма песка, заливали водой и вымешивали.

Когда мой сын Гриша был маленький, он однажды прибежал со двора и закричал: «Мама, правда же, ты закончила высшие штукатурные курсы!?» Мы очень долго над этим смеялись.

* * *