Приехав в посёлок, мы купили бутылку 0, 75 паршивого вермута, пожарили картошки и так, вдвоём, отметили своё бракосочетание. Как мы ночевали эту ночь, не помню, а утром я пошла в наше Управление. У меня там был приятель, наш замполит Лев Львович. Это был уже очень пожилой дяденька, чем-то я ему приглянулась, и, когда он встречал меня, всегда со мной разговаривал. Однажды он пообещал: «Выйдешь замуж, я сразу комнату тебе дам». Вот к нему-то я и пошла, предъявила новенькое свидетельство о браке, он меня поздравил и тут же выдал мне ключи от комнаты. В тот же день мы с Лёвой под моросящим дождичком переехали в наше первое совместное жилище. Из общежития нам разрешили взять койку, постельное бельё и что-то ещё. Лёва тогда работал на экскаваторе сутки через сутки. Экскаватор его и, соответственно, место работы находились примерно в 8 км от посёлка, и добирался он туда опять же на попутках. Лёва уставал тогда ужасно. Смена его кончалась часов в 6–7 утра, он выйдет к дороге ловить попутку, приляжет на обочине и уснёт. Бывало, приезжал домой иногда только к середине дня, а на следующее утро – опять на работу. От усталости он начал хитрить: бужу его утром, а он говорит, что экскаватор сломался и ему сегодня можно на работу не ходить. Потом проснётся и в ужасе: «Почему не разбудила?!» – и мчится в середине дня на работу.
Вот так мы и начали нашу совместную жизнь. И хотя Лёва очень мало тогда бывал дома, мы каким-то образом успели понянчить маленькую, двухмесячную, девочку – нам её подбросили дня на 2–3. Это была дочка нашего бывшего бригадира Андрея (бригада к тому времени уже распалась). Почему уж нам пришлось нянчить эту кроху, не помню. Мы её купали, пеленали, кормили из бутылочки. С тех пор до недавнего времени у нас в доме не переводились маленькие детишки, то свои, а то и чужие.
В начале августа мы поехали в наш первый совместный отпуск. Взяли билеты до Сухуми (там отдыхали в то время Лёвина мать с отчимом), пересадка должна была быть в Москве. О, какая это была дорога! Большую часть времени мы проводили в тамбуре, целовались. Бывало, сидим в вагоне, вдруг видим в окно – большой мост, Лёва тянет меня в тамбур: «Пойдём скорее. Мы ещё ни разу на мосту не целовались». Так и ехали.
Когда приехали в Москву, я поняла, как же я по ней соскучилась. И не поехала ни в какой Сухуми. Лёва уехал на встречу с матерью один. Я гуляла по любимым местам, встречалась со своими школьными подружками. Одна из них, Оля Александрович, вышла замуж, и наши дуры-девчонки запрезирали её за то, что она якобы вышла замуж за старика по расчёту. «Старику» было немножко за 30.
У этой Оли была очень непростая судьба. Во время войны она потеряла обоих родителей. Её удочерила сестра матери. Вроде бы у Оли появились опять родители: тётя была замужем, и её муж тоже удочерил Олю. Своих детей у них не было. Когда мы учились в 4-м классе, Олина приёмная мать внезапно заболела и умерла, а так называемый «отец» тут же отменил удочерение и решил сдать Олю в детский дом. Вмешались соседи по коммуналке. Оказывается, комната, в которой Оля проживала со своими приёмными родителями, принадлежала ей, досталась ей от её родных родителей, и эту комнату её приёмный горе-отец решил у Оли отнять. Соседи, которые жили ещё вместе с Олиными родителями, разыскали где-то в провинции других Олиных родственников и упросили её удочерить. Те приехали в Москву, удочерили Олю, прописались в её комнате, и Оля вновь обрела семью. Но и в этой семье Оля не была счастлива. У новых её приёмных родителей была родная дочь, Олина ровесница, очень противная девчонка (она училась вместе с нами), и Оля стала настоящей падчерицей, как в сказках. Одевали они Олю плохо, в Райкины обноски, даже завтрак в школу давали только своей родной дочке.
Мы с Олей Александрович примерно с 6-го класса были бессменными «классными руководителями»: она – старостой класса, а я сначала председателем совета отряда, а потом – комсоргом. Эта «руководящая» работа очень нас сблизила, мы много общались, и Оля частенько мне жаловалась на своё житьё-бытьё.
Помню 800-летие Москвы в 1947 г. Нам по 10 лет. Это событие очень широко отмечалось в Москве. В школе мы получили в подарок гостинцы, состоялся какой-то концерт, а потом мы все были приглашены на гулянье в наш любимый «Сад-пряники» – там предполагалось нечто вроде карнавала, и мы должны были прийти в маскарадных костюмах.
Мама мне сшила из марли что-то вроде балетной пачки, выкрасила её в лимонный цвет, накрахмалила, и я, счастливая, пошла на встречу к своим подружкам. Все были в костюмах, все – гордые от счастья, только Оля была в своём стареньком школьном платьице, хотя у её «сестры» Раи был костюм ого-го какой! Оля была очень печальной. Мы, как могли, утешали её – кто-то отдал ей свой красивый бант, кто-то маску, в общем, немножко ободрили.
В 10-м классе Оля говорила мне, что, как только ей исполнится 18 лет, она попросит «родителей» съехать от неё. Так она и сделала. Её приёмные родители получили комнату от завода, где работал отец семейства.