Работала я на юго-западе столицы и вместе со своим СУ-8 треста Мосстрой-1 участвовала в возведении очень многих домов и даже целых улиц. Начала работать подсобницей каменщика, но вскоре прорабы пригляделись ко мне и нашли, что для подсобницы я слишком грамотная, и взяли меня к себе как «девочку-за-всё». Оформили меня табельщицей, но на самом деле я была секретаршей у главного прораба, сидела на телефоне, когда он носился по объектам, получала и отправляла телефонограммы, ездила с поручениями в управление или даже в трест и т. д. Одно время в моём ведении был даже медпункт. Медсестра нам была положена, но как-то так складывалось, что постоянной медсестры иногда не было: то в декрет уйдёт, то вообще уволится, вот и приходилось мне в это безвременье заведовать ещё и медпунктом. А ведь стройка – опасный объект. Каких только травм я не насмотрелась! Спасала присущая мне, тогдашней, бесшабашность. Кое-как оказав очередному пострадавшему первую помощь, я выскакивала на улицу, останавливала первую попавшуюся машину, чаще всего самосвал, и везла своего «больного» в ближайшую больницу. Там я решительно расталкивала всех (а весила я тогда 45 кг) и заставляла принять моего пострадавшего без очереди. И мне всегда почему-то это удавалось.
Прорабы так привыкли ко мне, что, переходя на новый объект, старались переманить меня к себе. У меня была даже отдельная комнатка в бытовке, с письменным столом и телефоном. Сижу, бывало, в своей комнатке рядом с прорабской, а к моему начальнику приходят подрядчики и начинают, ужасно матерясь, чего-то от него требовать. «Тихо! – останавливает их мой начальник, – как вам не стыдно! У меня за стенкой сидит маленькая девчушка (девчушке был уже 21 год), прекратите мат!» И подрядчики переходят на русский язык. И говорить стараются потише, поспокойнее, чтобы не напугать «бедную девчушку». А когда они уходят, прораб, помню, Николай Фролович Чуварин, через меня вызывает к себе бригадиров и тут со всех сторон раздаётся такая «русская речь», что я иногда не выдерживала и старалась убраться куда-нибудь подальше.
На некоторое время меня выпросил к себе в отдел начальник снабжения – экспедитором. Заводы по изготовлению стройматериалов находились в разных концах Москвы, в какой-нибудь тьмутаракани, и находить их было очень трудно, а ездить туда надо было постоянно, чтобы «выбивать» для своего строительного участка нужные материалы. Я устраивала Ивана Петровича Черникова, начальника отдела снабжения, тем, что была москвичкой и легко ориентировалась в городе. Мне нужно было сказать только адрес соответствующего завода, а уж как туда ехать, я решала сама.
Вот вызывает меня Иван Петрович и велит завтра с утра ехать на такой-то завод и выпросить там для нашего управления хотя бы одну машину с плитами перекрытий. Я на следующий день еду на соответствующий завод рано-ранёшенько, чтобы успеть к самому началу распределения, являюсь и излагаю свою просьбу. «Что вы, – говорят мне, – ваше управление у нас только на следующей неделе запланировано». Я начинала упрашивать, настаивать, умолять, говорила, что из-за отсутствия этих перекрытий у нас простой, остановка строительства, но тётенька, сидящая на месте распределителя, неумолима. Тогда я тихонечко сажусь где-нибудь в сторонке, но так, чтобы она меня обязательно видела. «Чего сидишь? – спрашивала она меня. – Я же тебе всё уже объяснила: ни сегодня, ни завтра вам ничего не будет». «Я подожду, – отвечала я, – вдруг какая-нибудь оказия подвернётся». «Что ещё за оказия, и как она тут может подвернуться!» – возмущалась тётенька-распределитель. Но я продолжала молча сидеть. Сижу час, два, три, даже в туалет не отлучаюсь. И, наконец! Подходит к диспетчеру очередной шофёр и спрашивает о новом маршруте-задании. «Послушай, – говорит диспетчер, – тут у меня с утра девочка одна сидит из СУ-8 с Юго-Запада. Может, поедешь, отвезёшь им одну машину?» «Как это одну!? – вступаю я. – Я, что, у вас почти день из-за одной машины просидела?!» «Ну, ты даёшь! – удивляется диспетчер. – иди сама, если хочешь, договаривайся с водителями. Вряд ли кто к вам сейчас поедет». Иду, договариваюсь. Ребята молодые, охмурить их труда не составляло, и к концу смены приезжаю на свой участок с тремя, а то и с четырьмя машинами перекрытий. Иван Петрович удивляется, но ни разу он меня не похвалил. «С паршивой овцы хоть шерсти клок», – цедит он сквозь зубы. Зато мои друзья-монтажники радуются и искренне благодарят меня.