***Любимая, захотелось написать тебе что-то ласковое. Мне кажется, мы достаточно портили друг другу настроение сердитыми письмами. Знаешь, в быту это, видимо, было бы обычной домашней небольшой размолвкой. А на бумаге она (размолвка) выразилась в виде обоюдообидных сомнений, только и всего. А к чему все эти сомнения? Они даже несколько искусственны (поверь мне, старику, моя старушка, молодость любит иногда порисоваться).
Ты слишком дорога мне, я слишком верю в тебя, чтобы действительно унижать и унижаться какими бы то ни было подозрениями.
Маленькая, видишь, как я стараюсь угодить тебе – даже почерк приблизил к аккуратному, насколько это в моих силах.
Не то чтобы новости, их нет. Просто хочется немножко лирики. Хороших стихов нет под рукой, так я аж свои (!) осмеливаюсь представить на твой суд (не жди поэмы, всего лишь четверостишие в старояпонском многозначительном стиле)
Сквозь муть и дрянь повседневщиныСквозь глупости дел и словВижу твоёПобледневшееВ прощальную ночьЛицо…Я, наверное, так и не решусь послать это маленькое письмо тебе, потому что боюсь возмущения «моим стихом». Но попробую сохранить до лучших дней, когда мы вместе улыбнёмся при воспоминании о годах 1958, 1959, 1960. Наивно, конечно, написано, уже сейчас я понимаю, да жалко образчика своего максимально красивого почерка.
В одном из своих последних «сомневательных» писем ты спрашиваешь, почему я не пишу тебе больше того, что писал в первые дни разлуки. Потому что боюсь надоесть, потому что необходимо и что-нибудь новое тебе рассказывать. А ты, глупенькая, думаешь, что я стал меньше тебя любить.
Если бы ты знала, милая, как ты нужна мне! Я не выношу патетики и потому скажу – ты нужна мне и в идеальном аспекте, и во всех-всех прочих. Я знаю – я неблагодарный сын. Но всегда, когда мне очень больно, я мысленно кричу не «ой, мама!», а «ой, Риммушка», хоть это смешно выглядит на бумаге. Я повторяю многих живших до нас людей, но так много было бессонных ночей, оттого что тебя, живой, маленькой, тёплой, не было рядом…
Риммка ты моя, и ты смеешь ещё сомневаться во мне! Ты у меня одна на всём белом свете. Не стань тебя – и я окажусь одиноким, совершенно одиноким человеком, без надежд, без будущего. Ну, вот, собирался быть ласковым, а оказался самовлюблённым глупым подростком. Прости меня, я нечаянно. Я тебя люблю. И гораздо сильнее, чем раньше, – ведь мы познали пытку расставания на годы, пытку неизбежностью. Может, ты, прочтя всё это, скажешь про себя: ещё одно неудачное стихотворение в прозе. Поверь, я искренен, хотя, по привычке, и рисуюсь немного.
Любимая моя, ты обязательно будешь ждать меня. И вместе нам ничто не страшно, никакие передряги бытейские – мы должны стоять выше них. В конце концов, смысл жизни-то – найти своё счастье. Мы нашли – значит, для нашего спокойствия нам не так уж много надо, правда?
А всё-таки пошлю я тебе этот листок сейчас. А на неудачный стих не обращай внимания, если очень возмутишься.
До свидания, моя любимая.
Целую крепко-крепко.
Твой Лёвка.
16.01.59.
