В вагоне у нас с Валей была одна верхняя и одна нижняя полка. Валя плохо себя чувствовала, и мы решили устроить её на верхней полке, а меня с её дочкой – на нижней. Покормить девочку нам удалось только 2 раза. Когда мы в третий раз открыли термос, там оказалось не молоко, а свернувшееся бог знает что. Валя и так-то себя чувствовала не очень хорошо, а когда обнаружилось, что дочку кормить нечем, впала в такую истерику, что стало страшно. У меня на руках оказались крошечная девочка и её мама в полном отчаянии и беспомощности. Я пошла к проводнице советоваться. Та направила меня к начальнику поезда. Он ехал в одном из первых вагонов. Я пришла к нему и пожаловалась на нашу беду. Он мне сказал, что даст телеграмму о случившемся на первую же большую станцию, где есть комната матери и ребёнка, и нам обязательно помогут. А пока посоветовал поить девочку чуть подслащённой кипячёной водой. Мы так и сделали.
Поздно-поздно вечером, а может, уже и ночью, к нам в вагон на какой-то станции вошла женщина и спросила о грудном младенце. Она принесла 5 бутылочек грудного молока (!) и сказала, что ходила за ним за 5 км в роддом. Денег она не взяла никаких, только руками замахала: «За что деньги? За то, что ребёночка от голоду избавляем?»
Так была спасена малютка, и даже её мать немножко успокоилась. Мне пришлось ещё несколько раз бегать к начальнику поезда, потому что, оказывается, они менялись каждые 100 км. Проводница меня предупреждала, и я мчалась знакомиться с новым начальником. Кипятка в вагоне не было тоже, за ним надо было выходить на станции с чайником к специальному крану. Так что развлечений мне в пути хватало.
Валя и Андрей не были москвичами, но в Москве Валю и её ребёнка встречали родители Андрея, специально за ними приехавшие. Меня встречала мама (папа был уже очень болен), которая буквально не знала куда деться и как себя вести от радости, что я наконец-то возвращаюсь домой…
Валю с ребёнком увезли в деревню, на родину Андрея, не очень далеко от Москвы. Ей там очень не понравилось, и однажды она появилась в нашей квартире с ребёночком на руках. Девочке было уже около полугода. Валя сказала мне, что в деревне ей совершенно нечего делать и она хочет вернуться в Москву, откуда она уезжала в Сибирь (там на одной из строек она была крановщицей, крановщицей же работала и в Москве). Я пошла с нею в тот райком комсомола, где она получала комсомольскую путёвку в Сибирь. Никогда в жизни я не умела и не умею постоять за себя или что-нибудь попросить у власть имущих. Тут же передо мной была молодая женщина, гораздо слабее меня, и я посчитала своим долгом постоять за неё. В райкоме комсомола я добилась приёма у самого главного секретаря, отругала его за то, что он послал девочку к чёрту на кулички неизвестно зачем, сунула ему в нос Валину трудовую книжку, где чёрным по белому было написано, что она уволена в связи с ликвидацией строительства. Я потребовала, чтобы Валю вернули на завод, где она работала до отъезда в Сибирь, предоставили ей семейное общежитие, а ребёнка устроили в ясли. Удивительно, но нам с Валей удалось настоять на своём, и уже через несколько дней она получила место в общежитии, ребёночек был устроен в ясли, а Валя пошла работать на завод. Сейчас бы я так не смогла. Да и страна, и люди уже совсем другие…
Валя в Москве прижилась. Отслужив в армии, к ней вернулся Андрей, устроился работать в какой-то ЖЭК сантехником, им дали служебную комнату. У них родилась вторая дочка, а позже они получили 2-комнатную квартиру.
А у меня начался новый этап в жизни.
Листок 3-й. Я снова на Таганке
Итак, блудная дочь вернулась домой. Родители по-прежнему настаивали на учении, я же «думала». Какую же огромную роль в моей жизни сыграло радио! Я услышала по радио о новом обращении партии и правительства к молодёжи. На этот раз призывали принять участие в строительстве жилых комплексов в Москве, а через три года обещали каждому участнику жилплощадь. «Нет, – сказала я родителям, – всё это время я проработала на стройке, можно сказать, задаром, а уж за жилплощадь мне сам Бог велит идти. Пока Лёва в армии, глядишь, я нам жильё обеспечу». Наша семья продолжала ютиться в 12-метровой комнатке.
Конечно, родители были против, а я, как всегда, не послушалась, снова пошла в райком комсомола и получила новую комсомольскую путёвку (третью), в которой значилось, что через три года работы я получу квартиру. Две предыдущие комсомольские путёвки до сих пор хранятся в моём архиве, а эту, третью, в 1961 г. я обменяла на ордер на комнату.