История охоты

– Шарль казался мне глупцом, но его письма затронули в душе затихшие струны. Он возвращался в Париж и оставил мне адрес, в надежде получить хотя бы несколько строк. И я написала. Завуалированные оскорбления и едкие комментарии, должны были вывести из себя молодого щеголя. Я даже жалела, что не смогу увидеть его лицо в момент прочтения. Он должен был сжечь письмо и забыть обо мне, но не тут-то было. Ответ, написанный не менее колко, заставил меня с большим вниманием отнестись к завязавшейся переписке. И к самому молодому оборотню, твердой рукой выводившему насмешливые строки. Шарль казался мне пустым и тщеславным, однако его мысли и взгляды, доверенные бумаге, уверяли в обратном. Четверть века мы жили мыслями друг о друге, разделенные половиной Европы. Я наконец-то призналась себе, что вопреки здравому смыслу, возрасту, опыту, оказалась всерьез увлечена этим молодым мужчиной. Все изменила грянувшая в России революция. Письма из-за границы больше не доходили, казалось, наша связь, и без того непрочная, окончательно оборвалась.

Люсинда перевела дыхание, словно собираясь с мыслями.

– Несколько лет, пропитанные болью и страхом в разваливающейся на части стране заставили меня по-другому взглянуть на многие вещи. Мир снова изменился. Я смогла пересечь границу и вернуться во Францию, но меня ждал еще один удар. Решение бороться за собственное счастье, окрепшее за время пребывания в России, растаяло, как облако дыма. Шарль собирался жениться на молоденькой, симпатичной девчушке, дочке анора стаи. Это брак должен был стать эталоном расчета и политических интриг. Предоставленная сама себе, я никуда не выезжала, целыми днями решая различные вопросы с поверенными, готовясь вложить в выгодное дело остатки своего состояния. Постепенно, старые знакомые узнавали о том, что я присоединилась к стае. Начались званые обеды, приемы, танцы. Мне уступили даже ложу в театре. Если бы не счета от модистки, я бы сказала, что неплохо держалась на плаву. Могло даже показаться, что в жизни моей ничего не изменилось. Мы сидели фактически не дыша, боясь чем-нибудь отвлечь Люсинду. Она стояла возле стола, сжимая медальон так, что побелели пальцы.

– Тот вечер, изменивший все, я решила провести в театре. Шла какая-то модная пресса. Я сидела на неудобном стуле и мне жутко мешали перчатки. Знаете, раньше были модны такие платья с длинными перчатками, – пояснила Люсинда нам с Анькой. Мы слаженно кивнули. – Я решила их снять, и, поглощенная этим занятием, не сразу заметила, как скрипнула дверь. Я обернулась на звук и… неожиданно растерялась. Передо мной стоял Шарль. Я не видела его много лет. Мальчишка стал матерым зверем, сильным, уверенным в себе…

– Ну все, сейчас будет признание в любви, – цинично хмыкнул Мик, взглянув на нас с Анькой. Никто, кстати, не заметил, когда он вошел.

– Ты прав, – Люсинда прищурилась. – Но даже здесь мы оказались достаточно оригинальны. Шарль смотрел на меня так, словно сам не до конца верил в то, что собирается сделать.

«Я расторг помолвку», – хмуро сообщил он. Это звучало как претензия. Я рассердилась. Он, был единственным мужчиной в моей жизни, в чьем присутствии я полностью теряла рассудок вместе со здравым смыслом.

«И как мне это понимать?» – возмущенно уточнила я.

«Как хотите», – почти равнодушно ответил Шарль.

«О, может быть, мне вас утешить?» – «Ненавижу вашу язвительность!» – «А я – ваши усы!»

Несколько секунд мы яростно смотрели друг на друга. Неожиданно Шарль рассмеялся.

«Это становится по-настоящему глупо. Я столько времени думал о Вас, бросил невесту фактически у алтаря, поссорился с семьей… Как вы думаете, после всего этого избавится от усов будет для меня большой проблемой?»

Люсинда вздохнула. Я чувствовала, что вот-вот расплачусь.