Должен, однако, признаться, что когда Марси нет в городе, мне как-то не по себе. Особенно летом, когда в парке полно влюбленных пар. Телефон — слишком слабое утешение. Ведь в ту минуту, когда вешаешь трубку, в руке остается пустота.
Если судить по средствам массовой информации, то мы вполне современная пара. Он работает. Она работает. Они берут — или не берут — на себя равные обязательства. Они уважают друг друга. Вероятно, они не хотят иметь детей.
По правде говоря, я бы не прочь обзавестись когда-нибудь детьми. И я не считаю брак устаревшим понятием. Впрочем, этот вопрос остается открытым. Марси никогда не проповедовала ни материнства, ни супружества. Она, по-видимому, вполне удовлетворена тем, что у нас есть. Это, как я понимаю, взаимная привязанность, не ограниченная ни временем, ни какими-либо определениями.
Но когда мы вместе, мы не касаемся этих тем. Мы все время чем-то заняты. Беспрерывное движение отчасти способствует тому, что мы проводим много времени вне моего жилища (хотя Марси еще ни разу не жаловалась на клаустрофобию). Мы бегаем. Мы много играем в теннис (но уже не в шесть утра)! Мы часто ходим в кино или в театр на спектакли, которые рекомендует Уолтер Керр из «Нью-Йорк Геральд Трибьюн». Мы оба терпеть не можем вечеринки, ибо предпочитаем общество друг друга. Но иногда мы все же встречаемся с друзьями.
Стив Симпсон заявил, что имеет моральное право претендовать на наш первый выход в свет. Гвен выразила готовность взять на себя стряпню, но мрачное предчувствие несварения желудка заставило меня высказаться в пользу ресторана «Джиаматти» в Гринвич-Вилледже.
Отлично — встретимся там в восемь.
Надо сказать, что стоит Марси появиться в какой-нибудь компании, как все мгновенно теряют дар речи. Суть проблемы явно заключается в ее внешности. Возьмем, к примеру, Стива — нормального счастливого мужа. Он изучает физиономию Марси — пусть даже издали — далеко не равнодушно. Не то, чтобы он пялил на нее глаза, нет. Он просто упорно их с нее не сводит. Таким образом Марси уже оттеснила чью-то жену. И хотя она одевается с подчеркнутой скромностью, остальные особи женского пола стараются разгадать секрет ее элегантности.
Мы идем по усыпанному опилками полу «Джиаматти». Стивен уже стоит (хорошие манеры или чтобы лучше было видно?). Гвен улыбается где-то на периферии.
Первое знакомство представляет собой еще один барьер. Вы произносите «Биннендейл», и даже самый неосведомленный человек не может остаться равнодушным. Когда представляешь какую-либо знаменитость, заранее можно ожидать вполне определенной реакции («Мне очень понравилась ваша последняя повесть, мистер Мейлер», «Как обстоит дело с национальной безопасностью, профессор Киссинджер?» и т. д. и т. п.). Словом, всегда можно найти, за что зацепиться. Но о чем сказать Марси? «Как замечательно у вас оформлены витрины», что ли?
Марси, конечно, не теряется. Ее метод состоит в том, чтобы вначале вызвать людей на разговор. Однако кончает она всегда тем, что не дает никому сказать ни слова. Что явно мешает лучше с ней познакомиться. А также объясняет, почему люди находят ее холодной.
На всякий случай начинаем с обмена шутками по поводу того, как трудно найти ресторан «Джиаматти». (Вы тоже заблудились?) И о том, что «Бывая в Нью-Йорке, Джон Леннон всегда заходит сюда на ланч». Обычная светская болтовня.
После чего Марси буквально хватает мяч. Ей страшно хочется показать, что она симпатизирует моим друзьям Она бомбардирует Стива вопросами по неврологии. V, при этом обнаруживает почти профессиональное знание предмета.
Узнав, что Гвен преподает историю в Дальтоновской школе[7]
, она начинает распространяться о системе частного образования в Нью-Йорке. Когда сама она училась в школе, все было очень строго структурировано, разграничено и т. д. Она восторженно приветствует всякие новшества. Особенно программы по математике, приучающие детей к компьютерам.Гвен краем уха обо всем этом слышала. Конечно, когда имеешь каждый день столько уроков, не остается времени интересоваться другими предметами. Однако она замечает, что Марси прекрасно осведомлена о современном положении школ в Нью-Йорке. Марси говорит, что во время перелетов читает всевозможные журналы.
В общем, мне все это неприятно. И обидно за Марси. Никто никогда еще не разглядел гадкого утенка, спрятанного за внешностью этого лебедя. Никто не понимает, что неуверенность в себе она изо всех сил пытается компенсировать сверхнаступательностью. Я понимаю. Но я не мастер разговорного жанра. Я перевожу беседу на спорт. Стив тает, а Гвен испускает вздох облегчения. Не проходит и минуты, как мы начинаем оживленно обсуждать животрепещущие спортивные проблемы — Кубок Стэнли, Кубок Дэвиса, Фил Эспозито, Дерек Сандерсон, Билл Расселл — и я радостно замечаю, что лед, наконец, сломан. Все расслабились и даже начинают сыпать выражениями, которые можно услышать разве что в спортивной раздевалке.