История Первого Болгарского царства

Но даже при том, что боярская оппозиция была разгромлена, обращение народа в христианство не привело немедленно к тому результату, на который рассчитывал Борис. Император твердо предписал в соглашении с булгарским ханом, что новая церковь должна находиться в духовном подчинении престолу в Константинополе. Соответственно, в Болгарию прибыли многие греческие священники, чтобы организовать ее структуру и преподавать истинное вероучение, в то время как сам патриарх написал письмо булгарскому монарху, «моему любимому сыну Михаилу, правителю Булгарии… достойной награде моих трудов». Он написал чрезвычайно длинное письмо. В самом его начале помещался полный отчет о символе веры, как он был установлен на всех семи Вселенских соборах. Затем, упомянув об общих принципах этики и показав, как они проистекают из двух заповедей Нового Завета, патриарх продолжил рассуждать о круге обязанностей хорошего князя, используя при этом примерно сотню изысканных афоризмов и проницательных комментариев, проистекающих из всей мудрости евреев и греческих философов[208]. Историки с тех пор изумлялись письму, свидетельствующему о покровительстве и метафизической чувствительности патриарха, обращавшегося к простому варвару, который желал решать лишь простые проблемы, прилично ли ношение брюк и расценивать ли тюрбаны как шляпы. Но Фотий знал свое дело. Высокие церковные власти не должны были беспокоиться относительно деталей: их цель состояла в том, чтобы впечатлить варваров, а не примирять их. Тайнами истинной веры обладал только патриарх. Это лучше всего демонстрировало хану примерный статус его страны и государства императора, так как он не понимал ни одного слова о тех предметах, которые, очевидно, являлись темой обычных разговоров в Константинополе. Фотий оказался дальновидным политиком: он всегда сохранял свое достоинство, даже за счет дипломатических потребностей момента.

Борис, любимый сын Михаил, был впечатлен, но не удовлетворен. Быть христианином оказалось более трудным делом, чем он думал. Хлынувшее в Болгарию греческое духовенство стремилось преподавать веру на греческом языке, что хорошо зарекомендовало себя среди славянского населения империи, но булгарское правительство было несколько обижено. Кроме того, многие из приехавших греков не занимали высокого положения; некоторые из них, не имея возможности получить хорошее назначение в церкви в самой империи, вынуждены были устремиться в поисках своего благосостояния за границу. Миссионеры других верований также участвовали в этом процессе. Вместе с греками в Болгарию прибыли армяне; некоторые из них, возможно, являлись обычными еретиками — монофизитами, но другие проповедовали гораздо более зловещие и чреватые последствиями взгляды — павликиане, чтобы посеять семя привлекательной веры в дуализм[209]. Тем временем на севере Каролинги, успокоенные новым союзом с Константинополем, послали немецких миссионеров, чтобы приобрести то влияние, какое могли в сложившихся условиях; и все это время папа Николай ожидал момента для вмешательства. Столь многие народы со своими убеждениями стремились помочь в становлении булгарской церкви, но ни один не был готов предоставить хану необходимое руководство, чтобы создать такую церковь, которая не слишком бы противоречила булгарским традициям и находилась под светским контролем.

Год христианства дал Борису новые знания. Он занимал теперь более сильную позицию — на северной границе установился мир, а мятежные бояре и голод в стране были побеждены. Однако хан сердился на греков. Власти в Константинополе обращались с ним как с обычным варваром и пытались держать булгарскую церковь под своим контролем, не позволяя передать ее под его власть — не позволяя даже назначить епископа. Так что Борис решил обратить свой взгляд на другую сторону. Борьба между папой и Фотием достигла своего кульминационного момента: Фотий, к своему ликованию, обнаружил, что папа согласился с чудовищной и непростительной ересью о двойном сошествии Святого Духа, и подготовил обвинение папы, чтобы пробудить негодование во всех истинных христианах[210]. Борис не имел четких взглядов о мистической сущности Троицы. С другой стороны, он понимал, что данный фактор может оказаться полезным в борьбе. В августе 866 г. булгарские послы, кузен хана Петр, Иоанн и Мартин, прибыли в Рим с богатыми и святыми подарками и просили папу от имени Бориса прислать епископа и священников. Они также представили ему список из 106 вопросов, ответ на которые желал получить их правитель[211]. Борис также, чтобы Рим не обманул его, направил подобную просьбу прислать епископа и священников в Ратисбон Людовику Немецкому. Людовик выполнил ее, но когда его духовенство прибыло, они обнаружили, что предлагаемые им места были уже заняты, и быстро вернулись в Германию[212].